– Смотри, вот идет джентльмен с лисапедиком, – проворковала проходившая мимо нянька, обращаясь к малышу в коляске. Эти слова его приободрили. «Джентльмен с лисапедиком», «его светлость герцог»… Значит, выгляжу не так уж отвратительно, – подумал наш герой. – Интересно. Хотелось бы знать…»
Оставшийся на дороге прямой ровный след накачанных шин успокаивал. Наверняка это проехала она. Других велосипедистов утром видно не было, так что не исключено, что им удастся встретиться, когда она будет возвращаться. Может, постараться сказать ей что-нибудь остроумное? Наш герой задумался, кем может быть незнакомка. Скорее всего одна из так называемых новых женщин. Он не сомневался, что на них понапрасну клевещут. В любом случае велосипедистка выглядела истинной леди, к тому же явно происходила из состоятельной семьи: ее машина стоила не меньше двадцати фунтов. В следующую минуту его мысли сосредоточились на ее внешности. Мужской костюм вовсе не лишал прелестную особу женственности. Как бы то ни было, ему претило поведение охотника за богатством. Тут его мысли снова изменили направление: возникла острая необходимость срочно найти гостиницу и подкрепиться.
VI. По дороге в Рипли
Спустя некоторое время мистер Хупдрайвер дошел до гостиницы «Маркиз Грэнби» в Эшере. Пройдя под железнодорожным мостом и заметив впереди вывеску, он оседлал велосипед, бодро подкатил к самому порогу и заказал пиво «Бертон», а еще галеты и сыр – вполне подходящую закуску. Пока он пил и ел, в зал вошел человек средних лет в темно-желтом велосипедном костюме – очень красный, потный и сердитый – и недовольным тоном потребовал лимонаду. Затем он устроился за стойкой и принялся вытирать лицо платком, однако тут же вскочил и выглянул на улицу.
– Черт подери! – воскликнул он негодующе и добавил: – Проклятый идиот!
– Что-что? – обернувшись с куском сыра во рту, уточнил мистер Хупдрайвер.
Человек в темно-желтом костюме посмотрел на него в упор:
– Назвал себя проклятым идиотом, сэр. Имеете возражение?
– Нет-нет, что вы, – любезно ответил мистер Хупдрайвер. – Просто подумал, что вы обращаетесь ко мне. Не расслышал, что вы сказали.
– Видите ли, сэр, обладание созерцательным умом и энергичным темпераментом повергает человека в сущий ад. Да, это ад и ничто другое. Созерцательный ум прекрасно гармонирует с флегматичным темпераментом. Но энергия и склонность к философии… мирно ужиться не в состоянии!
Мистер Хупдрайвер с умным видом осторожно промолчал.
– Дело в том, сэр, что спешить мне абсолютно некуда. Выехал, чтобы размяться. Да, просто слегка размяться, полюбоваться природой и собрать кое-какие растения. Но стоит лишь сесть на проклятый велосипед, как я начинаю бешено гнать. Не смотрю по сторонам, не замечаю цветов, не вижу пейзажей. Зато становлюсь злым, потным, красным – точно котлета на сковородке. Примчался сюда из Гилдфорда меньше чем за час. Но ради чего, сэр? С какой целью? Почему?
Мистер Хупдрайвер неопределенно покачал головой.
– Потому, сэр, что я полный идиот. Потому, что во мне множество резервуаров, полных мускульной энергии, и какой-нибудь из них непременно протекает. Несомненно, дорога изобилует красотами. Вокруг полно птиц, деревьев, цветов, а ведь больше всего на свете я люблю наблюдать за окружающей жизнью. Но не могу. Посадите меня на велосипед, и я сразу помчусь сломя голову. Да посадите на что угодно – все равно помчусь сломя голову. А ведь я совсем не хочу спешить. С какой стати человек должен лететь изо всех сил – весь в мыле, истекая потом? Зачем и почему? Вот что приводит меня в ярость. Уверяю вас, сэр, я гоню по дороге как ошпаренный и не перестаю проклинать себя за это. В глубине души я спокойный, тихий, уравновешенный, склонный к размышлениям наблюдатель. И вот в присутствии постороннего джентльмена дергаюсь от злости и ругаюсь, как пьяный жестянщик. Напрасно убил день. Пропустил всю сельскую дорогу и вот уже скоро окажусь на окраине Лондона. А ведь мог бы без спешки насладиться прекрасным утром! Тьфу! Благодарите небеса, сэр, за то, что не наделены раздражительным нравом и не приходите в ярость под действием вечной непримиримой борьбы души и тела. А вот я обречен на собачью жизнь… Но что толку рассуждать? Все равно измениться невозможно!