- Рыбу любишь кушать? – она, с готовностью, закивала и подскочила на месте, - Айда! – позвал я Маули, и она сразу сорвалась на бег вслед за мной. Но побежал я прежде всего в спальню, где свернул шкуру и взял зайца, аккуратно уложил их в рюкзак, наделал бутербродов с маслом, с собой.
Лодочка Миа-тян лежала на прежнем месте, невод тоже был там, хорошо просушенный. Миа сама растягивала его, просушивала, потом прятала под лодку. Теперь это предстояло сделать мне.
Хозяин обещал принести к вечеру продукты, так что, думаю, он простит мне сегодняшнюю отлучку. А мы с кошечкой поедим на обед свежей рыбки. Если поймаем, конечно, что-либо.
Спустив лодочку на воду, мы забрались в неё, и я погнал её веслом в тот затон, где мы когда-то с Миа-тян ставили невод. Шкуру её, как и Митьку, оставил на том месте, где мы с ней отдыхали, ожидая, когда в невод привалит рыба.
Когда добрались до нужной протоки, я осторожно, чтобы не перевернуть лодочку, вылез из неё, погрузившись по грудь в воду, и стал растягивать сеть. Маули внимательно наблюдала за мной.
Когда установил невод, спросил:
- Видела, как я грёб веслом? – девочка кивнула. – Плыви вон туда, - показал я, и сам тихонько, с удовольствием, поплыл рядом, в тёплой воде.
- Подождём, пока рыба попадётся в сеть, - уселся я на расстеленную шкуру, погладив, заодно, довольно прижавшего уши зайца. Мау уселась рядом, бесцеремонно залезла в мой рюкзак и вытащила бутерброды. А из своего крохотного рюкзачка вынула пирожки! И флягу с ягодным морсом.
Когда она успела собраться, я даже не заметил.
Расстелив маленькое полотенце, кошечка выложила припасы, и начала их уничтожать. Припасов было немного, но заморить червячка хватило. Мы развалились на мягкой шкуре, подставив животы ласковому солнышку. Хорошо…
- Эх, если бы ты ещё умела говорить! – проворчал я, вздыхая.
- Я умею говорить! – вдруг ответила мне девочка, - И не так, как ты: фщ, шф, а получше!
Я обиделся, но не ничего сказал по этому поводу. Спросил другое:
- А почему до этого прикидывалась немой?
- Можно подумать, ты сразу заговорил! – фыркнула вредная девчонка.
- Я не мог сразу разговаривать! – обиженно воскликнул я, подскакивая, - Меня медведь порвал, видишь! – я показал на уродливые шрамы на своих боках, - Сильно болел, и у меня отнялась речь!
- Я не знала! – виновато протянула Маули, - А как ты опять начал разговаривать? – полюбопытствовала она.
- Когда погибла Миа-тян, - дрогнувшим голосом сказал я, отвернувшись и поглаживая мягкую шкуру любимой девушки. Вспомнился ужас того момента, я свернулся клубочком, обнял Митьку, и замолчал.
- Вася! – позвала меня Маули, - Не печалься. У тебя теперь есть я.
Подумав, что она говорит правду, глубоко вздохнул, и повернулся к девочке.
- А как тебя по-настоящему зовут? – спросил я её. Кошечка улыбнулась:
- Гырха. Только это детское имя, мне потом дали бы другое.
- Мне тебя звать Гырха? – спросил я. Гырха замотала головой:
- Нет! Ты придумал очень хорошее, взрослое имя! Мау-Ли. Знаешь, я из рода Ли! Теперь можешь звать меня Мау.
Я немного удивился. Считал, что у её народа нет буквы «Л». Вообще-то, почему бы нет?
- Открой рот, - пододвинулась она ко мне.
- Зачем? – округлил я глаза.
- Хочу посмотреть! – заявила кошечка. Я пожал плечами и открыл пасть во всю ширину. Мау хмыкнула:
- Хм. Не понимаю, как ты вообще можешь разговаривать! У тебя же совершенно кошачий рот! – я удивился ещё больше.
- Смотри, передние зубы совсем мелкие, клыки большие, длинные, не дают языку двигаться, вот ты и шепелявишь. Смотри, как у меня! – и Мау разинула свой рот. Я глянул. На самом деле, её рот больше похож на человечий, хотя клыки тоже не маленькие.
- Я не буду вырывать себе клыки, - заявил я.
- Конечно, не вырывай! – засмеялась кошечка, повалившись на спинку и подставляя мне животик, для ласок.
Я погладил, она приподняла бёдра, чтобы я приласкал ей низ живота. Я гладил ей нежную кожицу внутри бёдер и выше, кошечка мурлыкала от приятных ощущений.
- Маули, - наконец решился я, - с людьми никогда так не знакомься и не ластись.
- Почему? – повернулась она ко мне. Затуманившиеся глаза медленно обретали ясность.
- Потому что они принимают это за приглашение…
- К чему? – не поняла сначала она, потом посмотрела на меня, и исчезла, через несколько секунд опасливо выглянув из-за кустов.
- Ты чего? – удивился я. Потом понял, что она с опаской смотрит на мой напрягшийся писюн.
- Меня не бойся, - улыбнулся я, - я знаю, что мне к тебе ещё долго будет нельзя. Ты людей бойся, ни в коем случае не обнюхивай их вплотную, и не давай себя обнюхивать!
- Почему? – сглотнула она.
- Люди другие, с ними так играть нельзя. И, если захочешь куда-нибудь со мной пойти, придётся одеться.
Маули глубоко задумалась.
- Мне нравится быть здесь, - сказала она, - и с тобой мне хорошо. Я попробую научиться одеваться. Не пойму только, зачем? У нас только старшие одеваются, и то, в такие повязки на бёдрах, кили или мили, не помню, как называются, а нам до первой течки вообще запрещается одежду носить…
- А мальчикам? – удивлённо спросил я.
- Когда хвост обрастёт, тогда юски, такой широкий пояс с передником, надевают, потому что у них, как у тебя сейчас, случается, - задумчиво сказала она, глядя мне на низ живота, - у маленьких такого ещё никогда не видела…
- Ты хорошо говоришь, училась где-нибудь? - постарался я отвлечь девочку от себя.
- Да, у нас есть специальные школы, для девочек. Я умею читать, писать, считать. Ещё там учат знакомиться вежливо, ласкаться, учат готовить еду, правильно есть и пользоваться столовыми приборами.
- Так ты притворялась? – удивлённо спросил я. Мау кивнула.
- А как ты сюда попала?
- Продали, - пожала Маули плечиками.
- Кто? – поднял я брови.
- Мама, кто ещё может меня продать? Бывает, правда, что воруют, но воров ищут и наказывают строго! Нас, у мамы, было восемь девочек, и один мальчик. Ты что, не знаешь, что девочек продают?
Я крякнул от её слов. Нравы, однако!
- А ты как здесь оказался? – спросила девочка меня, - Мальчиков же рождается мало, их оставляют в семье, на развод.
- Не помню. Меня медведь подрал, бабушка одна вылечила, и продала. Сначала Венцеславу, потом Венцеслав хозяину.
- Пойдём лучше рыбу ловить, - немного погодя, предложил я, желая отвлечь и самому отвлечься, от тягостных воспоминаний.
Рыбу вынимали вдвоём, погрузившись в воду по грудь. Маули нескольких рыбёшек с удовольствием съела, полностью. Я показал, как с помощью когтей, можно выпотрошить рыбу. Оставив только филе.
- Так хорошо, сказала она, попробовав, но вся целиком, вкуснее. Это большую рыбу надо на куски разделывать!
- Мау, - спросил я, глядя на неё, - а почему ты сделала вид, что потеряла меня, когда я оделся?
- Я на самом деле потеряла тебя, - смутилась девочка, - твой запах, запах одежды перебил. И я боялась, что ты навсегда уйдёшь.
- Но сейчас ты тоже меня не видишь и не чуешь! Я же в воде!
- Ты же никуда не уходишь! – улыбнулась кошечка, - Плавать хорошо умеешь, хищников тут нет, я проверила! - Мне пришло на ум давнее воспоминание, что кошки и собаки, провожая хозяев, прощаются с ними навсегда. Поэтому встречают так радостно, и ждать готовы всю жизнь. Хорошо, что я неправильный кот.
Зато на берегу нас ждали «правильные» коты и кошки с котятами. Начали пищать и мяукать ещё задолго до того, как мы выбрались из воды. Поделились с ними уловом. Они, довольно урча, грызли свежих рыбёшек, я же думал, что неплохо бы сводить Маули на море, половить морскую рыбу, набрать ракушек.
Когда уже спрятали лодку и повесили невод сушиться и снова улеглись на шкуре, я сказал девочке:
- Мау, слушай, я хочу сбегать туда, где жил раньше, посмотреть на маму и папу…
- Ты знаешь, где они? – очень удивилась кошечка, даже приподнявшись на локте.
- Знаю, - кивнул я, - даже могу дойти до них.
- Почему не сходил до сих пор? Не пускают?