Я пробежался взглядом по всему многообразию полицейских пистолетов — «Макаровых», «Перначей» и «Ярыгиных» — и остановился на револьверах. Мое внимание привлек «РШ-73» от «Тульской Баллистики». Ствол длиной в двадцать сантиметров, семь камор под мощные винтовочные патроны и штатный лазерный целеуказатель на планке. Огромный и тяжелый, настоящая ручная гаубица, из которой можно сносить головы сквозь кирпичную кладку.
Я всегда любил крупнокалиберные револьверы. Мне нравилось самому взводить курок, чувствовать разрушительную энергию выстрела и гасить отдачу напряжением мышц. Так я лучше контролировал себя в бою, это мой способ сохранить самообладание и по максимуму использовать возможности, которые дает ускоритель рефлексов.
Изначально такие пушки задумывались для спорта и охоты, а не реального боя — настолько они громоздкие. Руки быстро устают, да и прицелиться из такой пушки сложно. По-хорошему, мне нужны были «альтеры» для компенсации стрельбы. Но я никогда не отрезал бы себе руки — даже ради настоящего американского Магнума. Я нашел другое решение.
Биоинженерия популярна в народе, а вот к нанотехнологиям в России всегда относились с презрением и непониманием — так сложилось исторически из-за коррупционных скандалов в начале века. А зря: да, это дорогой вариант модификации тела, зато он не требует ни подключения к мозгу, ни ампутации конечностей.
Примерно четыре года назад я спустил все деньги в «Росмикротехе». Инженеры укрепили пучки мышечных волокон в сухожилиях моих рук эластичным каркасом из углеродных нанотрубок. Там, где мышцы обычного человека порвались бы от натуги, мои выдерживают огромное напряжение — даже боли нет. Связки обрели небывалую крепость и упругость, я стал заметно сильнее. Но самое главное — нанотрубки позволили мне играючи стрелять из тяжелых револьверов.
В отличие от киберпротезов, это улучшение не требовало дополнительных денежных вложений для обновления софта и замены изношенных деталей. От меня требовалось просто держать мышцы в тонусе и отжиматься по утрам.
— Ты реально с этим пойдешь? — Гриша усмехнулся. — Ковбой, типа?
— Точно. Пошли пристреляемся.
Следующие двадцать минут мы жгли порох и тратили патроны, пока не приноровились к новым стволам и не отрегулировали их под себя. Гриша мастерски расправился с целями, пулевыми линиями он прочертил несколько голографических голов и грудин, срезал движущиеся мишени короткими очередями. Система оценила его стрельбу на девять баллов — оценка высветилась на экране над стойкой.
Надо мной сияла скромная семерка. Я ни разу не промазал, но поразил не так много целей, как мой напарник. Пуль-то в револьвере меньше. Зато я привык к экстрактору гильз и спидлоадеру барабана. Ощутил вес оружия и понял, с каким усилием бить по раме, чтобы гасить отдачу и одновременно с этим не уводить ствол от цели.
— Круто стреляешь, — похвалил меня Гриша. — Эффектно, прям как в кино.
— Да, я не в первый раз держу такую пушку, — я раскрутил громоздкий револьвер на пальце, подкинул его в воздух одной рукой, поймал другой и спрятал в кобуру.
— Стильно. Это ты где так научился?
— Да все там же, на «Новом Мосфильме». Каскадерский трюк.
Когда Гриша спрашивал у меня о прошлом, я всегда говорил, что работал каскадером в боевиках. Фильмы сейчас мало кого интересуют, это развлечение для отчаявшихся эстетов. Вместо актеров в кино снимались каскадеры и манекенщики. Бегаешь, прыгаешь, стоишь в кадре, открываешь рот, зачитываешь текст, а потом твое лицо и голос искусственный интеллект подгоняет под давно умершую звезду из прошлого века.
— Только ты учти, мы не в павильон едем. — Предостерег меня мой друг. — Кровь будет настоящая. Давай начистоту. Может быть, обойдётся, и мы легко сделаем работу. Не лезь в залупу, короче. Просто прикрывай меня. У меня больше боевого опыта, в конце-то концов. Пока ты на камеру скакал, я, между прочим, воевал. Шаришь?
— Все нормально, я тебя понял, — я развел руками. — Как скажешь.
***
Мегабашни Квартала приближались к нам. Точнее, мы приближались к ним. Броневик мчался по пустой трассе, заваленной мусором. Редкие светофоры мигали желтым, ветер гонял пакеты над асфальтом, часто полосы занимали брошенные машины, разбитые и выпотрошенные до основания.
Квартал резко отличался от других районов Москвы — на въезде в него давно нет ни пробок, ни оживленного движения. Это место живет своей жизнью, по своим правилам и диким понятиям. Утыканный полицейскими постами и камерами город плавно перетекал здесь в зону тотального беззакония. Кварталом правили банды, сидящие на целой куче денег, железа и оружия.