Наверное, настоящие панки и рокеры только в Квартале и остались. Там не то, что у пиджаков власти нет, там даже законы Российской Федерации не работают. Правило там одно: кто сильнее, тот и прав. Так что заправляют там всем банды. Но они-то чем от корпоратов отличаются? Тем, что у них деляна меньше?
— Панки не протестуют, панки прикалываются, — ответил Гриша. — Рокеры поют о том, что надо взять пушку побольше и попустить пиджаков. У них все серьезно, они реально верят в то, что систему можно победить. А мы поём том, что корпораты — охеревшие, рокеры — умом слабые, а в центре кто? Мерки. Наймиты.
Я вздрогнул. Он не в курсе. Вообще никто не в курсе, я все связи с прошлой жизнью оборвал. Но все равно неприятно. Гриша быстро открыл мне правду о своем прошлом. А я врал в ответ на его честность — не смог так же прямо рассказать о том, как пять лет носился с пушкой по Москве, пока он гонял террористов и революционеров по Западной Африке.
— Среди наймитов рокеров и панков тоже немало, — ответил я. — Ты сходи в любой «андер» как-нибудь, послушай.
— Там пиджаки часто зависают, ищут кого бы на кошелек посадить. Да и наймиты там тоже друг друга высматривают, контракты обсуждают. Души в «андерах» нет, сплошная коммерция. Наемники же за рубли работают, а не ради идеи.
— А в чем идея заключается? — с нескрываемой иронией спросил я.
— А ты не знаешь? Я, — слова Гриши заглушило белым шумом в моей голове, — этот мир.
У меня на плате стоял софт, блокирующий мат в устной речи. Так что часто при общении я пропускал часть слов, не слышал их — о том, что фильтр сработал, я понимал по резкому звуку белого шума посреди предложения.
Обильное сквернословие — меньшее из моих преступлений. Я похищал людей, продавал людей, убивал людей. Впрочем, чем-то похожим я занимаюсь и сейчас. Но теперь хотя бы не матерюсь — уже прогресс.
— Давай по-нормальному, — попросил я, — у меня же фильтр стоит.
— Вот этого я никогда не пойму. Нафига?
— Ради дочери. Встретил бы ты меня за пару лет до ее рождения, удивился бы. Жизнь словно надвое переломило. Я раньше очень много матерился, а как стал отцом... В общем, стараюсь избавляться от старых привычек.
— Короче, я сказал, что ненавижу этот мир. Это философия панков.
— Здорово быть тобой, — я усмехнулся. — Панк, бунтарь, ненавистник корпораций. А сам на них работаешь.
— А смысл мне чистюлю изображать? — Гриша отмахнулся и уставился в окно, наблюдая за ходом машин. Я обгонял их по скоростной полосе. — Слушай, я же людей раньше убивал, дворцы штурмовал, деревни мы жгли. По норам ползали. Может, из-за меня в Мали никогда больше мирной жизни не будет?.. Местных загнали в рабство, а несогласных — в переработку. На мне столько преступлений... После такого жизнь с чистого листа уже не начнешь. Души у меня нет.
Я притормозил у лестницы, ведущей к станции монорельса. Мне очень хотелось ответить ему. Рассказать правду о себе. Он часто загонялся, вспоминая о травмирующем прошлом, и мне было что ему сказать. Но из раза в раз я молчал, притворяясь, будто не понимал его проблем. Я боялся открыть ему свое прошлое. С одной стороны, я ему доверял. С другой, переживал из-за возможных последствий.
— Ладно, — Гриша размял шею, так и не дождавшись от меня ответа. — Тебе не понять, не буду нагружать лишней фигней. Знаешь, завидую я тебе. Я бы тоже хотел совесть почище.
Я криво улыбнулся и похлопал друга по плечу.
— До завтра? — спросил я.
— Давай, чувак, пойду разгонять плесень, — он кивнул. — Завтра увидимся.
Мы с Гришей попрощались, пожали друг другу руки, и он вышел из тачки. Я поехал домой. Бросил взгляд на внутренние часы. Уже одиннадцать. Значит, меня ждет настоящая спецоперация по проникновению в собственную квартиру. Попасть внутрь так, чтобы не разбудить ни жену, ни дочку.
Из динамиков хриплый голос напевал что-то про «Питер и белые ночи». А ведь Питера уже нет. Ни Петрограда, ни Ленинграда, ни Санкт-Петербурга. Ничего нет. Город на берегу Финского залива оказался уничтожен во время Войны. Питер сохранился только на открытках. А крупнейший морской порт теперь в Выборге, в Свободной Экономической Зоне «Север-Запад».
Да уж. Эпоха ушла.
Хотя мне об этом размышлять глупо. Не застал я «город белых ночей и ветров». Родился уже после Войны. Так что остаётся только слушать песни и смотреть кино, которое там снимали.
Ладно, дорога неблизкая, и пусть улица пустая, гнать всё равно не буду. Тише едешь — дальше будешь. Меня дома ждут.