И, признаться, даже несколько точил я научно-исследовательский зуб на Погибишну. Ну, конечно, если с братцем там всё сложится, но образец готового и рабочего органа эфирного оперирования заполучить очень хотелось.
Ну да это дело будущего, а у меня были эфирные манифестации разного типа и вида, ну и работы с химией, ядами, простыми и сложносоставными.
Вообще, я довольно сильно обломался с твёрдым кислородом и в целом с масштабными воздействиями. Банально не тянул, да и вообще, “магия воздуха”, в отличие от “магии созидания льда”, оказалась магией структурирования, причём на моём этапе овладения — отдельными атомами. Вдобавок, непременно отдельными. Спектр работы Отмороженного с веществами был порядково выше, но там и сама магия “состояния и созидания”, да и эфира столько, что мне завидовать хочется. Но не буду — мне и так хорошо, в общем-то.
Например, сам факт того, что такое “воздушное лезвие” Грей не знал (ну или не знает, мда). Привыкнув к ледяному созиданию, бухая тонны эфира, он просто не осознавал, чем оперирует.
Ну да ладно, а вот меня моя эфирная ограниченность да интерес к биологии толкали не к “больше эфира”, хотя качал я надсердечник до боли и каждый день, а к “выше чувствительность и тоньше воздействие”. Например, имея три компонента стандартного воздуха, работать с нейтронами, создавать изотопы и даже невозможные вещества — теоретически было возможно. Хотя на практике выходило не очень. А с квантовыми пертурбациями вообще выходил швах: электронная остановка базово создавала конденсат Бозэ-Эйнштейна самим фактом своей остановки. Впрочем, была у меня надежда, освоив “структурирование” до должной степени, точнее чувствительности, работать как нейтронами ядра, так и электронами орбит.
А пока у меня была возможность в относительно вменяемых количествах (малых до слёз, но на одиночного вражину — хватит) создавать оксиды азота и углерода различных конфигураций. Газ, при попадании на слизистую (вообще, реагирующий с водой), дающий азотистую кислоту, да и сам по себе весьма опасный и токсичный — азотистый ангидрид. Угарный газ, диоксид триуглерода — довольно приятные мне и неприятные вражинам соединения.
Впрочем, таковое нужно только в том случае, если лезвия плоть не берут, а лёгкие эфиронасыщенны, препятствуя структурированию свободного кислорода.
А вообще, рассчитывал я на “перекачку” гексамолекулярных лезвий эфиром. Получалось пока хреново, но “хреново” — не “никак”, так что был это вопрос времени.
Круги Замороженного Мира не работали, так что Росси, похоже, со мной до поры, пока я не расстреляю боезапас.
И выходил мне пока облом со стрелялами. Эфир воздуха снижает трение болта самострела, как в воздухе, так и в плоти — это было оптимально. А взрывное расширение на эфире давало весьма посредственный КПД с моими текущими возможностями.
Ну и с “начинками” для болтов я закономерно обломался — органо-эфирные яды, продаваемые в Ростоке, были мной невоспроизводимы и гораздо более эффективны, чем всё мной придуманное.
Разве что, наделал я пейзанам газовых гранаток с тем же ангидридом. Милое дело на условно-крупную пакость, правда намучался с техникой безопасности, обеспечив ведьм работой. Но, вроде бы, освоили, так что дёргали меня “на зачистку” пореже.
Вдобавок, осваивал недоосвоенное по биомагии. Чисто теоретически: к сожалению, из инструментов “непосредственного оперирования” был только Архив, а из родильных чанов — только моё тело. И вот как-то не готов я был “порождать всяческую жисть”. То ли отморозился недостаточно, то ли чрезмерно — чёрт знает.
Ну а самое главное — запустил Архивом программу перевода работы нейронов на прямую, а не электрохимическую, электрическую деятельность. Не без опасений, но начал, причём периферийную нервную систему поставил в приоритет — спарка мозг-даймон в критических ситуациях и так давала пристойную скорость (хотя, безусловно, больше — лучше), а вот тело отставало.
Так прошла ещё пара месяцев, в деревнях начался ожидаемый чадобум — вливание от новичков, да и я периодически толику эфира в семя на осеменительных рудниках добавлял. Пейзане Стрибожья отбились монорыльно от трёх песцов — пристрелили одного, траванули двух, покарябали доспехи, но это некритично. На то доспехи и био, всё-таки.
А после начался миничадобум у меня — для начала, разродилась Люба, причём как беременность, так и метание икринки на ней, кроме лёгкой слабости, не сказалось. Собственно, она, насколько я понимаю, меня-то оповещать не собиралась. Но мне было интересно, так что я с ней направился к Макоси.
— Человечек, не родович, — выдала ведьма печально вздохнувшей Любе. — Жди, девка, как народится дитёнок, позову. Угодно ли вам что, господин Стрижич?
— Нет, Макось, просто заглянул проведать, — выдал я, да и подхватил Любу под локоток, по дороге пожмякав попку и вообще показав, что “бросать” не собираюсь.
А вот способ определения магичности был довольно интересный — этакий мазок по икринке травяной кашей, очевидно — эфирочувствительной.
Ночью, ударно поуспокаивав Любу во все дыхательные и пихательные (что характерно — успокоилась, родительский инстинкт, конечно, не отсутствовал, но был заметно менее патогенным, а уж икринка вообще ничего, кроме тёплых чувств разума, не вызывала — это с младенцем, как я понимаю, начнётся биохимия с гормональщиной), я уснул и был разбужен до рассвета мыслеэмоцией Индрика “хозяин, срочно!”
Выбежал на порог спросонья, увидел раззявленную акулью пасть которая обдала меня потоком слюней и слизи! Отплевавшись, я обнаружил автоматически пойманную ладонями икринку. А акул, паразит такой, отмыслеэмоционировал “Индрик сделал своё дело, Индрик может уходить” и гордо утопал в конюшню.
Всего заплевал, гад такой, возмущался я, чистясь и оглядывая икрину. Вот ничем она от человеческой не отличалась, кроме зародыша. Видимо, и впрямь универсальный и отработанный “производственными процессами” механизм, прикрученный к человекам, чтоб не мучились, рожая и вынашивая.
И за пару дней сотворил Управителем в покоях родильный пруд с проточной и тёплой водой. Так-то у меня было не меньше месяца, но интересно было чертовски.
Люба, кстати, интерес к новой мебели проявила (внутрь хрен заглянешь, но округлая тумба — заметна), но к ответу “колдунство страшное, не поймёшь” отнеслась ровно. Вообще, девчонки фактически переехали ко мне, против чего я не возражал совершенно — не шумели, взор услаждали, Ола читала уже сама потихоньку.
Да и разнообразие сексуальное весьма мной оказалось востребовано. На фоне “поточного осеменения” уж точно. А так, тихонько подойти, например, к той же Любе, нагнувшейся над тщательно выводящей каракули Олой, да ка-а-ак засадить в наиболее приглянувшееся отверстие. И ойкает прикольно, да и сама не против, а потом вообще обеих девчонок уже в койке повалять. Хорошо, в общем, да.
Ну так вот, Люба мне периодически вопросы о моих занятиях задавала, на часть я отвечал, часть отказывался, так что к “барственным делам” я эту почемучку приучил.
В общем, последующие три недели, которые понадобились мелкому индрику на формирование, я пристально за оным следил и вообще интересовался. И, насколько я понял, эфир зародыш начинал тянуть из эфирного плана самостоятельно, через неделю после начала “созревания”. Ну и ряд прочих тонкостей я подметил, которые подводили меня к тому, что надо бы начинать ставить эксперименты по воздействию воздушным эфиром на живые организмы. Первое время, понятно, что всё будет через задницу, но навык развивать надо.
Правда, останавливало меня то, что подходящих экспериментальных организмов не было. Биоинструменты в принципе не годились, у них подчас и ДНК-то отсутствовало (без шуток, часть живых инструментов не имела наследственной информации как класса, особенно из “несамовоспроизводимого”, типа стрекал, пула). Разве что корову у пейзан спереть в ночи глухой иль свести при свете дня, не без ехидства отмечал я, представляя реакцию слуг. Барин, затаскивающий мясомолочную бурёнку в свои покои… просто шик, хихикал я.