Но мелкий индрик народился, к чему я, наблюдающий его состояние, был готов. И, насобачив биодоспех, приоткрыл чан-тумбу, схоронив фигеющего от всего окружающего акулёнка в карман.
— Чародействовать еду, — бросил я продирающим глаза девицам.
Было это дело нередким, а отчёт о действиях… ну блин, девки со мной спят, живут… Даже не знаю, насколько это “семья”: всё же ряд моментов был сильно отличен от Миров с подобными социальными конструктами, но точно — небезразличные мне люди.
— Удачи вам, Стригор Стрижич, и возвращения ждём.
— Блага вам, Стригор Стрижич, и возвращайтесь. Лучше с вами, — улыбнулась Ола, породив из просто доброй, лыбу во всю пасть.
Вот умеет же девчонка, невзирая ни на что, приятное сказать, хмыкал я, взгромождаясь на Индрика.
Акулёныш тем временем что-то очень невнятно мыслеэмоционировал, чего я ни черта не понимал. Но Индрик, двинувший к воротам, навёл коммуникационное понимание: “жрать хочет мелкий”, — отмыслеэмоционировал он на моё мысленепонимание.
Хм, желудок у зверушки пока слабенький, прикинул я, да и направил Индрика в Топляки.
Прибыв в деревеньку, моя барственность прервала славословия и посылы “по стрибогу” хотелкой:
— Молока мне желается, парного, Трисил.
— А на кой тебе, Стригор-батюшка? Ой, понял, будет тотчас, — вник он.
Вот даже косвенное стрекало, через Недума, весьма плодотворно действует. И вообще, хороший я барин… кабы только бы не осеменения эти бесконечные, данных бы мне побольше, да и народу, мысленно пожаловался на неустроение я.
Тем временем припёрли мне плошку тёплого, градусов тридцати восьми, молока. Ну и вытащив из кармана квакнувшего акулёнка, я его морду к молоку поднёс, но он закопошился, выскользнул из рук, плюхнулся в плошку и стал там натурально плавать, питаться и всячески выражать мыслеэмоциями радость и довольство.
Забавная такая животина, с улыбкой разглядывал я копошащуюся в заметно уменьшившемся в объёме молока акулину.
— А, Стригор Стрижич… — с любопытством пырился на мизансцену староста, но спросить боялся.
— Индирк-зверь. В Пуще наткнулся, дозором её обходя, покой оберегая Лога.
— Так это Стрибог-милостивец вам за труды неустанные награду пожаловал! — вытаращился на меня староста. — Второго Индрик-зверя, людишкам на радость, вам в подмогу.
— Угусь, — принял я теологическое и вполне приемлемое объяснение.
Пейзанство, столпившееся вокруг, изволило радобоваться и ликовать всячески, гудя и прочее, а я почувствовал “адресный феромон”, который хоть и с трудом, но стал отличать от общего фона на запах.
А ну его нахер, у меня ещё неделя, мужественно решил я, делая пейзанству ручкой и направляя Индрика к воротам.
И тут мне на плечо бухнулся симург, и, голосом заслуженного пенсионера управленческих дел, проскрипел:
— Счастье великое, Стригор Стрижич! И радость нам — Стризар Стрижич пожаловать изволил!
Пейзанство ликования продолжили, а я Индрика подогнал. Всё же, как воспоминание Стригора о братце рисовали вполне симпатичного карапуза, так и я имел виды на сего с-с-студента. Ну, может, в Топляках через недельку меня подменит, размечтался я. В крайнем случае, кхм, разделим “лона жаждущие” по-братски. От этого студентик точно не отвертится. И вообще, интересно, как уживёмся и всё такое, с искренним интересом и предвкушением двигал я в поместье.
Стризара я увидел, как только открылись ворота: парень стоял, беседовал с Макосью. Ну, как по мне — несколько слишком отстранённо, хотя, прямо скажем, в этом случае и сословные различия, да и отсутствие сильных родственных чувств при длительной разлуке. Скажем так — именно общался, морду не кривил и, в целом, невзирая на довольно снобское выражение на морде лица (научили, блин, такой карапуз хороший был, по воспоминаниям Стригора), был явно благожелателен.
Я тихо сполз с Индрика, перехватив миску с посапывающим акулёнышем, не желая мешать, но братец меня углядел, Макось отослал (последняя с поклоном в мой адрес удалилась), ну и дотопал до меня. Кстати, были мы с ним чертовски похожи, разве что вытянулся парень и меня даже немного перерос. Правда, был суховат и тощеват. Впрочем, откормим, потирал мысленно лапы я. У нас работы поле, кхм, нетраханное, да.
Подошёл, значит, изобразил какой-то невнятный и довольно вычурный поклон и изрёк:
— Приветствую, брат мой старший Стригор Стрижич. Выражаю надежду, что пребываете вы…
— Угусь, — покивал я. — Зар, тебя по башке в гимназии сильно били?
— Только по заднице… — потеряно выдал парень, но встряхнулся. — Я, признаться, получая ваше послание, брат, полагал что вы…
— А не соизволит ли мой многоуважаемый меньшой братец Стризар, снизойти до убогого, пребывающего в тени Пущи, старшего братца? — поинтересовался я. — И впрямь, Зар, оставь эту официальщину для чинов да встреч с посторонними. Родня мы, как-никак, и хватит меня на “вы” величать.
— Как скажешь, Стригор, — поморщился этот велеречивый паразит. — А здесь… фиалки? — наконец заметил он.
— Они самые, — покивал я. — И вообще, Зар, пойдём перекусим с дороги и… Леший, приехал ты весьма вовремя. На, — протянул я ему миску с акулёнышем.
— Индрик?! Откуда?! — вытаращил парень глаза.
— В Пуще нашёл, — решил я пока не вываливать на парня часть информации. — Стрибог одарил.
— Стрибог… в Пуще… — бормотал парень нахмуренно, перекосился, встряхнулся и глубоко поклонился. — Благодарю за дар бесценный…
— Угусь, жрать пошли, — кивнул я. — И акулёныша покормишь.
— Акулёныш? — нахмурился парень. — Странное имя.
— Ты где доспех-то потерял? — не стал я акцентироваться.
— На Мудрозвоне оставил, не подобает достойному мужу в доме в доспехе… И что я смешного сказал, брат?!
— Бугагашеньки, Мудро… звон. И это у меня имена странные, гыг, — проржался я. — Ладно, прости Зар, это я не над тобой, а над своей мыслью смеюсь. В честь зазнобы своей назвал? Погимудры?
— А ты откуда знаешь?!
— Да общался с соседом, — хмыкнул я. — От тебя-то симурга леший дождёшься. Дурь, как по мне, с доспехом, да дело твое, в поместье и вправду неважно. И что, в гостях тоже снимешь?
— Конечно, прилично так! — вытянулся парень.
— Значит, буду неприличным, — решил я. — Всё, пошли трапезничать. И сказки мне расскажешь, о житье-бытье гимназическом.
— Расскажу, — кивнул несколько пришибленный парень.
— Служанки мои, Олу помнишь, наверное, — выдал я, заводя братца в покои.
— Помню, помню, привет тебе, Ола, — на физиономии Зара появилась искренняя улыбка.
— Привет и вам, Стризар Стрижич, блага вам и поздорову, — выскочила девчонка и поклонилась.
Люба тоже склонилась в поклоне, на моё “Люба, тоже служанка моя”, просто кивнул. Не вспомнил либо не придал значения, да и не факт, что внимание в гимназии обращал.
И под сидр начал братец рассказ свой. Как учился, как пороли. Какой охренительный тип Погибыч, и как у Зара пипирка, которая сердце, на Погибишну стоит.
А вообще — напряжён парень был, оглядывался и в меня всматривался пристально, когда думал, что я не вижу. Ну, я-то эфиром всё равно замечал.
Ну и чёрт знает. Так-то на правду “в общих чертах” проверял, хотя тяжеловато было: мой эфир в “родном”, стрижичевом, буквально растворялся. А взгляды, похоже, из-за несоответствия ожиданиям и воспоминаниям.
В общем, перекусили от души, Зар повеселел, стал на девчонок взгляды кидать.
— Моё, — отрезал я. — Ступай, Зар, в свои покои, отдохни. А коли ласки желаешь — девок в поместье полно.
— Как скажешь, Гор, — выдал братец, под градусом всё же скинув официальщину. — И вправду пойду, присмотрю, — и ускакал.
А я уселся на трон свой мыслительный и принялся мыслить мысли мудрые. Похоже, что Погибыч братца чуть не с первого класса в друзья-собутыльники определил. И вот не удивлюсь, что с подачи папаши своего, жука хитрожопого.
Ну да ладно, с этим разберёмся. Шесть дней у парня на “отдупление”, а потом я его в Топляки направлю. Нехрен, потому что. Справится и не заебётся — отлично, мне головной (в определённом, хех, смысле) боли меньше. А не справится (что очень вряд ли) или бузить начнёт — так подменяться будем. Совсем от осеменительной каторги я ему откосить не дам, факт.