Факт такого разговора подтвердил в своих воспоминаниях адъютант фюрера по авиации полковник Николаус фон Белов: «6 ноября 1942 года из Берлина поехали в Мюнхен… В Бамберге нас уже ожидал Риббентроп. Он хотел поговорить с фюрером. Министр высказался за то, чтобы через русское посольство в Стокгольме установить контакт со Сталиным и предложить далекоидущие уступки на Востоке. Гитлер на это не пошел. Он сказал: момент слабости для переговоров с врагом не годится».
«До сталинградской катастрофы мы еще имели несравнимо более благоприятную позицию для переговоров с Москвой, чем после того, — считал Риббентроп. — В тяжелые дни после окончания боев за Сталинград у меня состоялся весьма примечательный разговор с Адольфом Гитлером. Он говорил — в присущей ему манере — о Сталине с большим восхищением… Сталин — это именно тот крупный противник, которого он имеет как в мировоззренческом, так и в военном отношении. Если тот когда-нибудь попадет в его руки, он окажет ему всё свое уважение и предоставит самый прекрасный замок во всей Германии. Но на свободу, добавил Гитлер, он такого противника уже никогда не выпустит…
Пользуясь этим случаем, а также в более поздней памятной записке я снова предложил немедленно провести мирный зондаж в отношении Москвы. Участь этой памятной записки, которую я передал через посла Хевеля (Вальтер Хе ведь — представитель министерства иностранных дел при Ставке фюрера. — Л. М.), оказалась бесславной. Хевель сказал мне: фюрер и слышать не желает об этом, и отбросил ее прочь.
В дальнейшем я еще несколько раз заговаривал об этом с Гитлером. Он отвечал мне: сначала он должен добиться решающего военного успеха, а уж тогда посмотрим, что нам делать дальше… Но я всё же установил через своего связного Кляйста косвенный контакт с мадам Коллонтай в Стокгольме. Однако без его одобрения Гитлером я ничего решительного сделать не мог…»
Девятнадцатого мая 1944 года Владимир Семенов доложил в Москву, что получил письмо, в котором сообщалось: «…приехал человек, хорошо в Наркоминделе известный, господин Бруно Кляйст… Он имеет поручение найти возможность начать переговоры о сепаратном мире с Советской Россией».
Последовали и другие письма с предложением организовать личную встречу Кляйста с Семеновым как временным поверенным в делах СССР в Швеции (см.: Международная жизнь. 1992. № 1).
Семенов писал, что его участие ограничивалось получением писем от немцев и конспиративными разговорами по телефону. Лишних вопросов разведчикам он не задавал: «Ясно было, что канал работает напрямую в Москву и что контакты касались очень крупных вопросов — отнюдь не стокгольмского масштаба». Немцы говорили о возможности уже в 1943 году закончить войну.
Двадцать второго мая Семенов получил шифровку от Молотова: «Обязываю вас: а) последнюю анонимку переслать в шведский МИД, сообщив ему в сопроводительном письме, что вы не хотите принимать подобных анонимных провокационных писем, посылаемых по почте темными лицами из враждебного Советскому Союзу лагеря; б) сжечь все прежние письма и материалы, которые ранее были получены от анонима…» Приказ Молотова был исполнен.
«Когда Муссолини после своего освобождения был доставлен в ставку фюрера, — рассказывал Риббентроп, — Гитлер совершенно неожиданно для меня заявил дуче: он хочет договориться с Россией. На мою просьбу дать мне соответствующее указание я, однако, определенного ответа не получил. А на следующий день Гитлер опять запретил мне установление любого контакта с Россией…»
Но тема не была закрыта. 7 мая 1944 года Коллонтай доложила в Москву о разговоре с американским посланником, который не без улыбки поинтересовался, насколько правдивы гуляющие по Стокгольму слухи о ночном визите Кляйста на виллу Семенова. Коллонтай ответила, что подобного рода слухи нелепы.
Шестнадцатого августа заместитель наркома Вышинский задал по шифросвязи Коллонтай поразительный вопрос: «Правильно ли мы понимаем этот ваш ответ в том смысле, что Семенов вообще не имел никаких встреч с Кляйстом?» Иначе говоря, в Москве вовсе не исключали такой возможности.
Через день Коллонтай ответила: «Разумеется, никакого свидания ни у кого из наших дипработников с Кляйстом не было. На такой шаг мы бы никогда не пошли без ваших указаний».
Двадцать девятого августа германское информационное агентство распространило официальный ответ представителя нацистского министерства иностранных дел на вопрос корреспондента относительно слухов о тайных контактах Берлина со своими противниками через нейтральные страны. Представитель Риббентропа высокомерно ответил: «Германия вступает в контакт со своими противниками исключительно на поле брани. Об иных контактах не может быть и речи»…