В январе 1943-го Уинстон Черчилль и президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт договорились на встрече в Касабланке: цель войны — безоговорочная капитуляция нацистской Германии.
Адам фон Тротт сообщил единомышленникам: нет надежды договориться с западными державами. Может, попробовать установить контакты с русскими? Эта мысль понравилась генералу Хеннигу фон Трескову, который был мотором военного заговора против фюрера.
Для него Сталин ничем не отличался от Гитлера. Сталин произнес важную фразу: гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается. Что означает эта формула? Если не станет Гитлера, Сталин готов вести переговоры? Советский вождь позволил военнопленным и эмигрантам создать Национальный комитет «Свободная Германия» — значит, готов разговаривать с немцами? Запад упорствует, а Москва, измученная войной, решили заговорщики, не прочь заключить сепаратный мир с Германией на хороших условиях. Всё это указывало на возможность контактов с Востоком — пока немецкая армия еще представляла силу.
Вести переговоры мог бывший посол в Москве граф Фридрих Вернер фон дер Шуленбург. Он играл важную роль в предвоенном сближении Москвы и Берлина, и у него сложились хорошие отношения со Сталиным и Молотовым. После начала войны он вернулся в Берлин, где получил в имперском министерстве иностранных дел малозначащий тогда пост руководителя русского отдела.
Граф Шуленбург считал так: если холодный и расчетливый Сталин готов дать Гитлеру шанс, тем более он даст его антигитлеровской оппозиции. Ради беседы со Сталиным Шуленбург дал согласие быть переброшенным через линию фронта.
Уже после войны, 1 ноября 1945 года, начальник 2-го отдела Главного управления военной контрразведки Смерш полковник Сергей Николаевич Карташов и оперуполномоченный 1-го отделения 2-го отдела капитан Даниил Григорьевич Копелянский допросили бывшего советника министерства иностранных дел Германии Готтхольда Штарке. До войны он был референтом по печати в немецком посольстве в Москве.
Штарке рассказал: «Шуленбург был исключительно сильно потрясен фактом войны между Германией и Советским Союзом. Позднее Шуленбург был зачислен в состав личного штаба министра иностранных дел Риббентропа. Летом 1943 года, перед началом наступления на Курской дуге, от германского посланника в Стокгольме поступили данные о том, что Россия якобы готова вести мирные переговоры с Германией. Шуленбург использовал это сообщение и пытался убедить Риббентропа в необходимости заключения сепаратного мира с Советским Союзом. Риббентроп доложил заявление Шуленбурга Гитлеру, который самым решительным образом его отклонил…
Шуленбург был обижен тем, что Риббентроп относился к нему как к мальчишке, был груб с ним и мало считался с его мнением. Всё же Риббентроп его не отпускал и когда бывал в ставке Гитлера, то его иногда сопровождал Шуленбург…
Шуленбург был возмущен тем, что окружение Гитлера, и в первую очередь сам Гитлер, не желало идти на сближение с Советским Союзом, несмотря на то, что военно-политическое положение Германии было катастрофическим. Когда я спросил Шуленбурга, на что, собственно говоря, надеются в ставке, он мне ответил: «Там надеются на смерть царицы Елизаветы». Он имел в виду исторический эпизод, когда смерть царицы Елизаветы фактически спасла Пруссию от разгрома.
Когда я 13 или 14 августа 1944 года приехал к графу фон дер Шуленбургу, он мне объявил, что в связи с событиями 20 июля он ежеминутно ожидает ареста. Министр иностранных дел фон Риббентроп дал честное слово, что он не является активным участником заговора и не осведомлен о деталях всего дела. Теперь, однако, продолжал граф, министру сообщили, что он, Шуленбург, «изменническим образом» поставил себя на службу заговорщикам, и, таким образом, Риббентроп не сможет более воспрепятствовать его аресту.
Перед арестом он желает мне сообщить, что он верен своей постоянной политике «ориентации на восток» и пытался убедить своих товарищей по заговору в правильности своей внешнеполитической линии. Более того, он объявил им о своей готовности перейти с белым флагом в руках через линию фронта и вымолить у русских условия перемирия, сделав, таким образом, последний шаг к спасению германского народа.
Затем посол обратился ко мне с просьбой в случае его казни и если я сам останусь в живых передать после окончания войны, которая, вероятно, завершится капитуляцией Германии, народному комиссару иностранных дел Советского Союза Молотову свое последнее слово:
«Сообщите господину Молотову, что я умер за дело, которому я посвятил свою жизнь в Москве, то есть за советско-германское сотрудничество. Тягчайшим часом для меня явилось то раннее утро 22 июня 1941 года, когда я, согласно приказу, передал господину Молотову безумное объявление войны, и это лишь спустя несколько часов после нашей совместной беседы о последних возможностях предотвращения великой катастрофы…