Несмотря на гаснувшее сознание, он увидел, как Затри делает что-то странное: он тоже держался за голову и в следующий момент сорвал маску со своего лица и с силой бросил её на пол. Лицо его исказило удивление и боль. Он смотрел то на Сойера, то на Олпера.
Всё это произошло в течение секунды, пока Сойер подбирался к человеку, который стремился расколоть ему череп. И вдруг Сойер понял, почему Затри снял маску. Он торжествующе рассмеялся и тоже сорвал маску.
Потом он ударил Олпера, и старик упал, продолжая держать руку на пульте. Но это входило в планы Сойера. Он знал, почему Затри сбросил маску и что происходило в голове Олпера. За секунду перед тем, как Сойер его ударил, Олпер не случайно потянулся к голове, пытаясь снять маску.
Всё дело в том, что маски служили не только средством общения, но были усилителем звуковых и электрических колебаний. Они были способны принимать такие сигналы, о которых люди даже не подозревали. Поэтому те сигналы, которые оглушали сознание Сойера, с удесятерённой силой пытали мозг Олпера.
Навалившись на старика, Сойер растянул его на полу, изо всех сил прижимая голову, чтобы он не мог снять маску. Другой рукой он залез Олперу в карман, нащупал пульт управления и надавил на него сильнее…
Олпер взвыл от боли.
Он пытался оторвать руку Сойера от кнопки. Гром с одинаковой мощью ударял в их головы, но в голове Олпера отклик был во много раз сильнее. Болевые ощущения Сойера достигали удвоенной силы в мозгу Олпера.
Единственным его желанием было ослабить давление на кнопку, чтобы гром в голове Сойера прекратился, освободив тем самым от страшных мучений его самого. Но Сойер не отпускал руку. Оглушённый, теряющий сознание, он продолжал прижимать руку Олпера к кнопке. Теперь у него была лишь одна надежда, что гибнущий Олпер найдёт тот механизм, который навсегда освободил бы Сойера от рабской зависимости. Но времени на это было мало. Гром, раздававшийся в их головах, мог убить обоих…
И если бы Олпер умер до того, как привёл в действие этот механизм, Сойер был бы обречён. Приёмник связывал их навеки, и смерть Олпера означала бы и его собственную.
Олпер отчаянно перебирал пальцами пульт управления. Сойер дал его руке немного свободы, и пальцы Олпера тут же повернули диск, за который он держался…
И вдруг всё прекратилось.
Оглушённый вновь обретённой свободой и внезапно наступившей тишиной, Сойер нагнулся над лежавшим на полу Олпером и услышал, как что-то, зазвенев, покатилось по полу. Сквозь застилавшую глаза пелену он увидел крошечный, размером с таблетку аспирина металлический диск с вогнутой обратной стороной…
Это был его приёмник.
С трудом веря в то, что произошло, он высвободил одну руку из-под тела Олпера и прикоснулся к своей голове. Диска там не было. Сойер был свободен.
Как только Сойер отпустил Олпера, тот медленно перекатился на бок, вытянулся и затих. Тяжёлая голова откинулась назад, и маска айзира с вечной улыбкой смотрела в лицо Сойера. Серые невидящие глаза были пусты. Больше всего на свете Олпер боялся старости, но теперь он не постареет ни на один день. Он отошёл в вечность.
Сойер долго смотрел в мёртвые глаза Олпера, пока не услышал рядом с собой шаги.
К нему приближался Затри. Сзади, выглядывая из-за разбитой стеклянной стены, стояла Клай. Поймав взгляд Сойера, она помахала ему рукой, и он в ответ улыбнулся, хотя чувствовал себя таким разбитым, что не мог пошевелиться.
Итак, приключение кончилось. Он ещё раз оглянулся и посмотрел на колодец, который превратился в чан с расплавленным металлом.
Где-то далеко-далеко, в другом мире и другом измерении, навсегда разделённая с Хомадией, осталась Земля. И это было непоправимо. Он сделал всё, что смог. Он до конца выполнил свою работу.
Там, на Земле, кто-то, сидя в его бывшем кабинете в Торонто, напишет на папке с делом о шахте «Закрыто» и уберёт её в сейф. Сойер грустно покачал головой. Теперь у него осталась только Хомадия. Впереди целая жизнь, и многое зависело от него самого.
Он повернулся к Клай, всё ещё стоявшей у дверей, и с трудом поднялся на ноги.
Человек может приспособиться к любым условиям, к любому миру. Он знал, что Земля навсегда останется в его сердце и он часто будет думать о ней и говорить, особенно когда выпьет. Если в Хомадии существовали алкогольные напитки, он будет частенько к ним прикладываться, особенно в первое время, уносясь мыслями в земные луга. И, конечно, в свой смертный час, когда мысли людей возвращаются к началу жизни, он непременно вспомнит о Земле.