— Можно зайти к вам завтра?
— Ну… я ужасно занята.
— Но я хочу зайти, прошу вас; я могу поговорить с Паддл.
— Боюсь, ее не будет.
— Тогда просто посижу и подожду, пока она придет; я посижу тихо, как мышка.
— О, нет, Брокетт, пожалуйста, не надо; я буду знать, что вы здесь, и это будет меня отвлекать.
— Понятно. Новая книга?
— Ну, нет… я пытаюсь написать несколько рассказов; я получила заказ от «Доброй хозяйки».
— Звучит расчетливо. Надеюсь, вам хорошо заплатят, — и, после довольно долгой паузы: — Как там Рафтери?
Она замешкалась с ответом, и Брокетт, обладавший стремительной интуицией, пожалел о своем вопросе.
— Он ведь не… — произнес он.
— Да, — медленно сказала она. — Рафтери умер. Он охромел, и я пристрелила его.
Он молчал. Потом вдруг он взял ее руку, и, все ее не говоря ни слова, сжал ее. Подняв глаза, она была удивлена его взглядом, таким печальным и таким понимающим. Ему нравился старый конь, как нравились все бессловесные создания. Но смерть Рафтери ничего не могла значить для него; и все же его зоркие серые глаза теперь смягчились жалостью, из-за того, что ей пришлось пристрелить Рафтери.
Она думала: «Какой он интересный человек. В эту минуту, похоже, он действительно чувствует какое-то горе — он проникается моим горем — а завтра, конечно же, позабудет о нем».
Это было в значительной степени правдой. Брокетт мог сосредотачивать довольно много эмоций в невероятно коротком промежутке времени; он извлекал нечто вроде эмоционального бульона из всех, с кем сводила его жизнь — крепкое варево, которым питалось его вдохновение.
Десять дней Стивен больше не слышала о Брокетте; потом он позвонил и объявил, что придет на ужин в ее квартиру этим же вечером.
— У вас будет ужасно мало еды, — предупредила Стивен, которая устала до смерти и не хотела, чтобы он приходил.
— Да ничего, я принесу ужин с собой, — беспечно сказал он, и на том повесил трубку.
В четверть девятого, довольно поздно для ужина, он прибыл, нагруженный, как мул, пакетами из коричневой бумаги. У него был сердитый вид: он испортил новые перчатки из кожи северного оленя майонезом, сочившимся из коробки с салатом из омаров.
Он всучил эту коробку Стивен.
— Вот, забери, отсюда капает. Можно взять тряпку? — Но уже через минуту он позабыл о своих перчатках: — Я произвел набег на Фортнэма и Мейсона — так забавно — люблю еду из коробок. Привет, Паддл, милая! Я послал тебе растение. Ты его получила? Хорошенькое маленькое растение с коричневыми шишечками. У него чудный аромат, и оно как-то смешно называется, «итальянская вдова», или что-то в этом роде. Подождите — как же оно называется? Ах да, барония — такое скромное, и с таким помпезным именем! Стивен, осторожнее, не размахивай салатом из омаров — я же говорил, оттуда капает…
Он свалил свои пакеты на стол в гостиной.
— Я отнесу их на кухню, — улыбнулась Паддл.
— Нет, я отнесу, — сказал Брокетт, собирая их снова, — я все сделаю, положитесь на меня. Обожаю чужие кухни.
Он был в самом дурацком и утомительном своем настроении, когда его белые руки делали странные жесты, его смех был слишком высоким, а движения слишком суетливыми для его широкоплечего, довольно поджарого тела. Стивен опасалась его, когда он бывал таким; в нем было что-то почти агрессивное; ей казалось, что он навязывается ей, хвастаясь, как ребенок на рождественском празднике.
Она резко сказала:
— Если вы подождете, я позвоню служанке.
Но Брокетт уже вторгся на кухню. Она последовала за ним и обнаружила повариху, у которой был оскорбленный вид.
— Мне нужно много-много тарелок, — заявил Брокетт. Потом, к несчастью, он заметил наряд горничной, только что прибывший из стирки.
— Брокетт, ну что вы делаете?
Он надел чепчик горничной, украшенный оборками, и уже пытался завязать на себе ее передник. На секунду он остановился:
— Как я выгляжу? Что за миленький передничек!
Горничная захихикала, и Стивен рассмеялась. Это было самое худшее в Джонатане Брокетте — над ним можно было рассмеяться даже против воли, и, когда вы не одобряли его больше всего, вдруг оказывалось, что вы уже смеетесь.
Еда, которую он принес, была очень странной мешаниной: омары, карамель, паштет из гусиной печени, оливки, жестяная банка с печеньем-ассорти и сильно пахнущий камамбер. А еще — бутылка лаймового сока «Роуз» и бутылка готового коктейля. Он начал распаковывать один пакет за другим, требуя тарелок и блюд. При этом он навел огромный беспорядок на столе, опрокинув большую часть салата из омаров. Он выругался: