Она говорила:
— Я думала о том, как хорошо вы оба танцуете…
И однажды Мэри спросила довольно робко:
— Ты уверена, что тебе не скучно, когда ты сидишь тут одна?
Стивен ответила:
— Не глупи, дорогая; конечно, мне не скучно — иди танцуй с Мартином.
Но той ночью она сжимала Мэри в своих объятиях, беспощадных, подчиняющих любовных объятиях.
В теплые дни они вместе выезжали за город, как часто они с Мэри делали в их первые весенние месяцы в Париже. Теперь они часто ездили в Барбизон, потому что Мартин любил ходить по лесу. И там он останавливался, чтобы поговорить о деревьях, его лицо сияло удивительным внутренним светом, а Мэри слушала, наполовину зачарованная.
Однажды вечером она сказала:
— Но эти деревья такие маленькие… ты вселяешь в меня желание увидеть настоящие леса, Мартин.
Дэвид любил эти экскурсии — он тоже любил Мартина, не изменяя Стивен в прямом смысле слова, но угадывая в мужчине нечто более совершенное, спутника, приносящего ему более полное счастье. И это маленькое предательство, хотя и незначительное само по себе, ранило сверх меры, Стивен чувствовала почти то же самое, что много лет назад ей пришлось стерпеть от лебедя по имени Питер. Тогда она думала: «Может быть, он считает меня выродком», и теперь она иногда думала то же самое, когда наблюдала, как Мартин швыряет палку Дэвиду — странно, сколько смешных мелочей в последнее время стали способны ранить ее. И все же она отчаянно держалась за дружбу Мартина, чувствуя, что окажется совсем недостойной, если хоть на миг позволит сомнению овладеть собой; действительно, они оба крепко держались за свою дружбу.
Он просил, чтобы она принимала приглашения ее тети и сопровождала Мэри, когда она ездила в Пасси:
— Разве старушка тебе не понравилась? Мэри она так нравится. Почему бы тебе не приехать? Это нехорошо с твоей стороны, Стивен. Если бы ты там была, было бы раза в два веселее.
Он честно думал, что говорит правду, потому что прием, обед и что бы то ни было становились для него раза в два веселее, если там была Стивен.
Но Стивен всегда оправдывалась своей работой:
— Друг мой, я пытаюсь закончить роман. Мне кажется, я работаю над ним уже долгие годы; он становится дряхлым, как Рип ван Винкль.
Бывали времена, когда их дружба казалась почти совершенной, тем совершенством, которого они желали, и в один из таких дней полного взаимопонимания, Стивен вдруг заговорила с Мартином о Мортоне.
Они остались вдвоем в ее кабинете, и она сказала:
— Я кое-что хочу рассказать тебе… наверное, ты часто задавался вопросом, почему я покинула дом.
Он кивнул:
— Я не хотел спрашивать, ведь я знаю, как ты любила это место, как ты его любишь до сих пор…
— Да, я люблю его, — ответила она.
И она обрушила все преграды, с блаженным осознанием того, что делала. С тех пор, как Паддл покинула ее, она не была способна ни с кем поговорить без умолчаний о своем изгнании. И, когда она начала, то не имела ни малейшего желания остановиться, она рассказала ему все, не опуская ни одной подробности, кроме той, что запрещала ей честь — она скрыла имя Анджелы Кросби.
— Это так жестоко по отношению к Мэри, — сказала она под конец, — подумай только, Мэри никогда не видела Мортона; за все эти годы она даже не встречала Паддл! Конечно, Паддл не может приехать и остаться здесь — как она тогда вернется в Мортон? И потом, я хочу, чтобы она жила вместе с моей матерью… Но все это кажется таким возмутительным по отношению к Мэри.
Она продолжала говорить с ним о своем отце:
— Если бы мой отец был жив, я знаю, он помог бы мне. Он так любил меня, и он понимал… я обнаружила, что мой отец знал все обо мне, только… — она замешкалась, потом договорила: — Возможно, он слишком любил меня, чтобы мне рассказать.
Мартин довольно долго молчал, и, когда он заговорил, то его голос был очень серьезным:
— Мэри… насколько ей известно обо всем этом?
— Я старалась ей сказать как можно меньше. Она знает, что я не могу больше жить с моей матерью, и что моя мать не пригласит ее в Мортон; но она не знает, что мне пришлось покинуть дом из-за женщины, что меня выгнали — я хотела пощадить ее, насколько могла.
— Ты считаешь, что была права?
— Да, тысячу раз.
— Что ж, только ты можешь судить об этом, Стивен, — он посмотрел на ковер, потом резко спросил: — Она знает о тебе и обо мне, о…