В зале ожидания на их приветствие отвечают все.
Кристина. Куда это ты, начальник?
Скрастынь. В «Весну».
Теодор (смеется). Тут, агроном, право слово, настоящей зимой попахивает.
Том. Это название магазина для новобрачных.
Теодор. Белые платья, черные пинжаки… Знаете, почему невесты, когда идут под венец, наряжаются в белое, а женихи в черное? А это потому, что…
Кристина. Старый, а бесстыжий! Чего тебе, дармоеду, не хватает? Как мы оженились, так ты обстиран, обчинен, куда уж лучше. Когда еще не ездила к нам машина с парикмахером, так я сама ему и волосы стригла.
Скрастынь. Под ноль.
Язеп. Чуб оставляла, чтоб было за что таскать,
Теодор. Оттого у меня теперь и лысина.
Кристина. Я всурьез, а им бы все зубы скалить… (Пауза.) Платье-то готовое покупать будешь, Раса, или наберешь матерьялу?
Раса. Капрона нигде не достать.
Эмилия. На фату, что ли?
Раса. У меня фаты вовсе не будет, а широкая такая длинная лента, перевитая розами.
Эмилия. Неужто простоволосая?
Раса. В белом мягком берете.
Кристина. И это ты под венец таким чучелом?
(Раса со Скрастынем переглядываются и смеются.)
Раса. Сейчас такая мода.
Пиладзит. Жалко, что Вецумниеки далеко… Моя Эмма… тебе б отгрохала такой наряд… что все бы только рот разинули. Из капрона, шифона, газа и…
Язеп.…и плазмы.
Пиладзит.…что все насквозь видно. Ты, Язеп, меня не сбивай!
Раса. Вы, дядечка, навеселе.
Пиладзит. Так, Волдемар, доехали… молодые хорошенькие девушки тебя уже дядечкой называют. А в молодости… Если б ты… если б ты видала меня в молодости, девонька!
Раса. Лучше ложитесь спать, дядечка!
Пиладзит. Не парень я был, а картина! Карти-на!
Язеп. Только забить гвоздь и на стену повесить.
Пиладзит (грустно). Никто меня не понимает… никто. Эх ты, Барон, мой старый дуралей, поди сюда, я тебя…: поцелую.
Пауза.
Кристина. А где жить-то будете после свадьбы? У отца, или агроному в поселке еще квартиру дадут?
Раса. Первое время там же. А потом увидим. Альфа сманивают в совхоз, квартиру обещают сразу. Там и к городу ближе.
Эмилия (с горечью). Все город да город! Землицу вы, молодые, не любите. Только бы отсюда! Бежали, когда в колхозе было плохо, бегут, когда в колхозе хорошо…
Язеп. Я не бегу, мамаша.
Эмилия. Пока не загляделся на какую-нибудь рижскую девку,
Язеп. Боже упаси, с меня и одной жены хватит!
Эмилия. Смех-то смехом, а поглядишь — так сердце болит. Мы здесь сто потов пролили. Покойница Эрна, сама я, Теодор вон со своей Кристиной, Анна… Все бы подались, и колхоз бы захирел. Мы остались, хотя и круто приходилось. Синими пальцами выбирали из-под снега сахарную свеклу. Нынешняя-то молодежь боится с ноготков красный лак ободрать… Глаза бы мои не глядели: на огород пойдет — напялит резиновые перчатки. Тьфу!
Скрастынь. Что поделаешь, если парням нравятся наманикюренные ногти и пудреные носы?
Эмилия. Нет, когда я была молодая…
Язеп.…сахар был слаще и вода мокрее.
Эмилия. Да что с вами говорить… Бегут даже те, про кого бы ни в жизнь не подумала. Да вот она, Лиесма! Уедет, и помяните мое слово — не вернется!
Пауза.
Лиесма (тихо). Может быть… (Пауза.) Если возьмут в ансамбль — не вернусь.
Эмилия. Какого тебе рожна не хватает? Зарабатываешь мало? Даже в газете про тебя писали…
Кристина. Вот погодите, приедет Лиесма лет через пяток в «Коммунар» на своей «Волге». Промчит мимо птицефермы, пыль столбом — не оглянется.
Лиесма. Мне не нужно «Волги»… (Пауза.) Я хочу только петь.
Анна. Лиесма ведь поет как Мирей Матье. Нельзя пропадать такому голосу.
Лиесма. Я не хочу, как Мирей Матье…