Предположение, что воскрешенное существо может оказаться кровожадным хищником, приставленным охранять этот зал, теперь казалось Лоу совершенно нелепым. Уровень интеллектуального развития ожившего коцитанина был, бесспорно, на порядок выше, чем у любого животного. Три пары крыльев за спиной беспрерывно трепетали. Очевидно, они выполняли какую-то другую важную функцию, потому что никак не могли быть предназначены для полета. С тем же успехом мог рассчитывать подняться в воздух и сам Бостон, до полного изнеможения махая руками.
Коцитанин не проявил желания покинуть платформу. Пришлось землянину самому нерешительно продвинуться на несколько шагов к центру зала.
— Прошу прощения, если разбудил вас не вовремя.
Клюв коцитанина раскрылся, и из него исторглись странные звуки. Для Лоу они могли быть чем угодно — от музыкального мотива до брачного зова в период течки. Ни на один из знакомых ему языков они точно не походили. И все же он внимательно вслушивался в гортанные, труднопроизносимые и абсолютно непонятные звуки в надежде уловить в них хоть какой-то смысл. Как и следовало ожидать, смысла он не уловил. Тогда он широко развел руками, надеясь, что этот универсальный жест в свою очередь будет принят коцитанином.
— Ничего не выходит, приятель. Не могу понять ни слова.
В ответ коцитанин взмахнул одной из своих верхних конечностей и снова заговорил, но уже не так настойчиво и повелительно, а гораздо мягче и мелодичней. Двойные веки наполовину закрылись. Что это могло означать, осталось для астронавта загадкой. Понять выражение лица коцитанина было так же невозможно, как и его речь. Конечно, если допустить, что испускаемые воскрешенным звуки — это разумная речь, а не бессмысленное улюлюканье от радости вновь обретенной жизни.
Как бы здесь пригодилась Мэгги Роббинс с ее знанием письменности майя и незаурядными лингвистическими способностями! Быть может, она смогла бы извлечь что-то полезное из слов грифона. В любом случае у нее было для этого намного больше шансов, чем у Лоу, владеющего, помимо родного, лишь азами немецкого и русского. Да и английский, если уж на то пошло, он знал куда хуже, чем математику. К сожалению, Мэгги Роббинс была там, где была, и полагаться он должен был только на самого себя.
— Прости меня, дружище, я отвлекусь на минутку, ладно? — Не особо рассчитывая на успех, он достал рацию. Она заработает, только если кто-то выйдет на связь. Подняв треугольник интеркома на уровень груди — очень медленно, чтобы дать возможность коцитанину убедиться в его безвредности, — он нажал кнопку приема. Оживший следил со своей платформы за каждым его движением. Он не был, конечно, таким грозным и свирепым с виду, как «угри» или Стражи, но все-таки имел широченные плечи, рост в семь футов и соответствующую массу — этого было вполне достаточно для того, чтобы серьезно ранить или потрепать любого противника в случае необходимости. Лоу старался изо всех сил не делать ничего такого, что могло бы вывести коцитанина из себя. С другой стороны, воскресший туземец не производил впечатления легковозбудимого.
Итак, почти не надеясь на результат, он включил рацию и попытался установить контакт с Мэгги, молясь в душе, чтобы она наконец вспомнила о выключенной связи.
— Вот, хочу связаться с одной знакомой, — пояснил он неестественно бодрым голосом спокойно взирающему на его приготовления коцитанину. Спокойно? Или в тревоге? Индифферентно или с любопытством? Кто может сказать? — Она от меня сбежала сегодня утром, и я никак не могу ее поймать. Сначала мы разошлись, потом мы пытались ее найти, но так и не смогли. Скорее всего, у меня ничего не получится, приятель, но попробовать не помешает…
— Бостон, Бостон, это вы? — Голос был искажен расстоянием и стенами многочисленных сооружений, но вполне узнаваем.
Ошеломленный неожиданной удачей, Лоу стоял с раскрытым ртом, глупо пялясь на крошечный динамик. Коцитанин тоже проявил интерес. В глазах его на секунду-другую появился странный блеск — а может, астронавту просто показалось. Лоу растерянно усмехнулся: