Есть еще в телефоне вариант «позвонить в Семипалатинск»: после расконсервации Дегеленского хранилища у савантов появилась возможность наносить тактические ядерные удары по пеленгу телефона, в случае если охотнику грозит рекондиционирование в Орде или иная малоприятная перспектива – но этот вариант Нимрод пока не рассматривал.
Все равно батареи нет. От скуки Нимрод прикинул, как соорудить альтернативный источник питания вроде лейденской банки или солнечных батарей и пришел к выводу, что материалов не хватит ни для того, ни для другого.
Через шесть часов, когда солнце начало клониться к закату, а первый кэмэлбэк почти опустел, Нимрод сделал очки почти прозрачными и опять поигрался с аккомодацией. Интуиция, самое слабое место савантов, его не обманула. Неровности на горизонте оказались какими-то строениями. Более того, охотнику показалось, что он разглядел серебристый тубус фюзеляжа Ан-12 – хотя, вполне возможно, он просто выдавал желаемое за действительное.
Усиление зрения вызвало приступ тошноты, и Нимрод выблевал приблизительно триста грамм драгоценной влаги.
Он опустошает кэмэлбэк, выбрасывает его, избавляется от карабина и запасных магазинов, оставляет при себе лишь пистолет. Во второй гидратор высыпает пакет регидрона, съедает порцию сублимяса.
Все это не имеет никакого смысла, потому что солнце садится. Нимрод идет на юг, Степь справа пылает расплавленным металлом, слева – скрадывается липкой черной жижей. Температура стремительно падает.
Нимроду осталось жить пару часов. Его это не сильно беспокоит: мозг саванта вырабатывает столько серотонина, что даже перспектива неминуемой гибели не в состоянии вызвать душевного волнения. Главная опасность – привыкание, когда клетки мозга, купаясь в серотонине, перестают на него реагировать; тогда начинается торможение лобных и височных долей, отвечающих за самоконтроль, и савант может впасть в амок; впрочем, Нимроду это пока не грозит.
Он продолжает идти вперед с фатализмом верблюда.
Тупое упрямство приносит свои плоды: похрустывающий солончак под ногами сменяется древним, рассыпающимся в труху бетоном. Это дорога. Она ведет к строениям. Практически стемнело, Нимрод опасается включать фонарь и переводит зрение в ночной режим. Все становится равномерно серым, глаза болят адски.
Дорога старая, прямая, как стрела. По обочинам – обломки столбиков, где когда-то были указатели. Потом появляются столбы повыше – фонарные. Значит, впереди город. И большой, раз уж трасса освещалась. Но где дома?
Справа мелькают бетонные менгиры с торчащей арматурой. Между ними – ржавый остов автомобиля. Слева – груды мусора, слежавшиеся в однородную массу. Небо затягивает войлочными тучами. Без луны ночное зрение почти не работает, и Нимрод идет вслепую, изредка подсвечивая путь фонариком.
Ближе к полуночи, когда холод становится нестерпимым, и савант уже не в состоянии контролировать тремор (зубы выбивают дробь), он выходит к ЛЭП. Провода давно оборваны, на ажурных разлапистых вышках что-то висит.
Нимрод сворачивает с дороги. Издалека ему кажется, что это какие-то мешки. Много, штук двадцать только на ближайшей вышке. Подойдя поближе и посветив фонарем, Нимрод понимает, что перед ним.
Это саванты. В СИБЗ класса «Конкистадор». Повешены за шею, некоторые – за руки или за одну ногу. Бронепластины вынуты, шлемы сняты. Глаза выклеваны стервятниками, у висящего ниже всех – вспорот живот.
Нимрод его узнает. Самсон из третьей разведбригады. Пропал без вести месяц назад.
Теперь все становится на свои места.
Нимрод ступил на земли Орды.
Он с трудом добредает до основания вышки, сворачивается клубочком, закутывается в термоодеяло из аптечки, замедляет метаболизм и засыпает.
***
К утру Нимрод все еще жив.
Температуру тела он понизил на два градуса, из-за чего начали кровоточить царапина на руке и ссадина на лбу – свертываемость крови ухудшилась, но благодаря термоодеялу савант не умер. Ночью было, по ощущения, что-то около минус пяти – терпимо.
Нимрод заходится в кашле. В легких – мокрота. Пневмония в начальной стадии. Он вкалывает себе антибиотики, съедает остатки сухпая. Встает (бедро ноет адски, голова кружится), сворачивает фольговое одеяло в аккуратный конверт, убирает в аптечку. В ядовито-розовых лучах восходящего солнца повешенные саванты кажутся елочными игрушками. Трупы успели мумифицироваться.