Когда Комбинат окончательно рухнет – под собственным ли весом, благодаря таким работничкам как Сьянов или Брылев, или же под натиском рейдеров и Амирхана, – у Леонида Гурьева будет маленький, но все же реальный шанс сбежать, выжить и окончить свой век если не вождем племени кочевников, то уж мудрецом-приживалой в каком-нибудь отсталом степном ауле.
И в глубине души Леонид сам не знал – ждал он этого дня или страшился его; неизвестность пугала, безысходность угнетала.
Леонид открыл сейф, пересчитал слитки, проверил срок годности таблеток, погладил пистолет по шершавой рукоятке. Это успокаивало нервы. Билет из горящего дурдома – в хаос. Все лучше, чем ничего.
А может, сегодня? – с тоской подумал Леонид. Плюнуть на Комбинат, прибиться к торговому каравану… Но он знал, что не сделает этого до самой последней минуты. Все-таки он – директор.
- Леонид Андреевич, - заглянула в кабинет секретарша. – Звонит Жанна Николаевна, спрашивает, что приготовить на обед: рыбу или мясо?
Гурьеву отчаянно захотелось выматериться.
- Передай моей жене, что такие глобальные вопросы ей пора научиться решать самостоятельно! - прорычал он.
Элечка побледнела, и Гурьеву сразу сделалось стыдно.
- Ладно, отставить, - махнул рукой он и захлопнул сейф. – Сам разберусь.
***
- Фермеры вообще обнаглели, - жаловалась супруга директора Леонида, разрывая листья салата. – Бумажные деньги они, видите ли, не принимают, и чеки тоже! Только золотые червонцы! А в обменник очередь, и даже меня – меня! – не пропустили, пришлось стоять вместе со всем этим быдлом, чтобы купить свежей зелени!
Жанна могла трещать без остановки часами, и за долгие годы совместной жизни Гурьев научился пропускать этот треск мимо ушей, как фоновый шум. Содержание полезной информации в потоке слов всегда стремилось к минимуму.
- А цены! С ума посходили, не иначе! Солярка подорожала, поэтому мясо тоже! Они что, баранов соляркой кормят?!
Боже мой, привычно подумал Гурьев, какая же она дура! Непроходимая, невыразимая, невыносимая тупица. И я живу с ней уже двадцать лет. Мне полтинник стукнет в этом году, значит, половину сознательной жизни я провел с кретинкой. И ради чего? Карьера? Деньги? Комбинат? К черту! Одна радость – сын не унаследовал от матери ее тупость…
- Кстати, а где Кирилл? – перебил словесный понос супруги Леонид. – Ему уже пора вернуться с учебы.
Директор встал и подошел к окну. После голодных бунтов двадцать седьмого года им пришлось переехать из особняка Селиверстова (сожженного дотла толпой озверелого бычья) в квартиру на шестом этаже заводоуправления, переделанную из нескольких кабинетов. Отсюда директору и до работы было ближе - всего один лестничный пролет, и оборону в случае чего держать легче. Двери Юсупов заменил на бронированные, в окна поставил пуленепробиваемые стекла, одну комнату и вовсе обшил стальными плитами изнутри, превратив в аналог бомбоубежища с запасами воды, еды и кислорода, все лишние проемы заложил кирпичом, оставив одну потайную дверь в платяном шкафу в спальне – черная лестница вела в туннель, соединявший управление со зданием Карантинной службы.
Из окон квартиры (армированные стеклопакеты напоминали мелкую решетку) открывался привычный вид на опостылевший Комбинат. Иногда Гурьеву казалось, что не директор он здесь – а заключенный, приговоренный к пожизненному сроку.
- У Кирилла новый тутор, - сообщила Жанна, облизывая пальцы. – Вера Алексеевна вчера нашла. Сегодня первое занятие. Задерживаются.
- Новый тутор? – поднял бровь Гурьев. – И в какой области?
- Ох, если Веру Алексеевну послушать – то во всех! – хихикнула Жанна. Вера Алексеевна когда-то давно была ее школьной учительницей, чем, по-видимому, и заслужила позицию тутора при наследном принце Комбината. – Бабулька души в нем не чает! По-моему, даже готова уступить ему свое место.
- Ну-ну, - Леонид скептически хмыкнул. – И как его звать?
- Не помню. Но я пригласила его на обед, пусть его Боренька отсобеседует. Оценит уровень. А вон они, идут, - Жанна кивнула на окно.
Леонид выглянул на улицу. Там моросил серый дождь. Месили ногами грязь чумазые работяги, топающие в столовую, а рядом тянулась бесконечная вереница соискателей, стоявших в очереди к вербовочным киоскам – чтобы влиться в ряды рабочих и получить миску горячего супа. А между двумя шеренгами людей вышагивала странная троица: долговязый и нескладный подросток в желтом дождевике и резиновых сапогах, высокий сухопарый мужчина в кожаном плаще и с тростью в руках, и мокрый взъерошенный пес, преданно трусивший у колена мужчины.