- Дали? – полюбопытствовал Юсупов.
- Откуда? – удивился Игнат Ильич. – Хули у нас тут, библиотека?
Юсупов взял мешок, расшнуровал горловину. Смена белья, носки, пару банок собачьего корма, потрепанная книжка в мягкой обложке и старый, с треснувшим экраном планшет.
- Отпирай, - велел Батя, и карантинщик забряцал ключами.
Заключенный… поправка: пациент изолятора, назвавшийся Климом, лежал на койке, пристегнутый кандалами, и смотрел в потолок. Вошедшего в палату (два на два метра, койка, табуретка, умывальник и параша, под самым потолком – окошко, настолько маленькое, что и решетку не надо) Юсупова старик не удостоил даже взглядом.
- Встать, - негромко, но властно скомандовал Батя.
Старик не прореагировал, и Батя демонстративно уронил рюкзак на пол, нагнулся и поднял табурет с таким видом, словно собирался размозжить Климу голову. Старик наблюдал за ним с искренним любопытством.
- Встать! – рявкнул Юсупов, замахиваясь табуретом.
Неторопливо и словно бы нехотя старик сел на кровати, свесил ноги на пол и брякнул цепью.
- Увы, - пожаловался он. – Не могу. Я, видите ли, некоторым образом прикован.
Интеллигентишка сраный, сообразил Юсупов. Хорошие манеры, изысканная речь, а сам смотрит на меня, как на говно. И по всем его критериям я говно и есть: тупорылый солдафон, бритая башка, мускулы вместо мозгов. Вот и ладно. На этом и сыграем.
Он поставил табурет, сел верхом, расставив ноги, и наморщил лоб:
- Имя?
- Клим.
- Фамилия?
- Нету, - развел руками, насколько позволили кандалы, Клим.
Юсупов быстро, как змея, выбросил руку вперед, схватил старика за ворот рубашки и рванул. Рубашка оказалась на удивление крепкой и рваться не пожелала. Впрочем, и через растянутый ворот было видно, что татуировку с витрувианским человеком Клим не носил. Либо свел ее паяльной лампой – кожа на груди носила следы старого ожога.
- Церковник? – уточнил Юсупов.
- Нет, - ответил Клим, нисколько не удивленный батиной выходкой.
Юсупов отпустил рубаху старика, вытер ладонь об штаны и спросил:
- А чего ж без фамилии-то?
- Так получилось. Неприкаянная душа, - одними уголками рта улыбнулся Клим.
Батя покивал, изображая тугодума, и продолжил допрос:
- Профессия?
- Программист.
- Кто-кто? – изумился Юсупов.
- Программист. Это как тутор, только круче. Чем-то подобным пытался заниматься покойный… э… как бишь его? Ах да, Брылев. Это ведь из-за него я здесь?
От подобной наглости у Юсупова перехватило дух:
- Ты, козлина старый, еще и удивляешься?!
- Я выражаю недоумение, - возразил каменно спокойный старик. – Это ведь изолятор Карантинной службы, верно? А я абсолютно здоров. И мои действия были причинены не приступом болезни, а исключительно трезвым расчетом.
- Ты зачем его убил?! – рявкнул Юсупов, вскакивая с табурета и нависая на стариком.
- Чтобы занять его место, - невозмутимо ответил Клим. – Как там, в Библии? И пришел Моисей к фараону, и бросил жезл, и обратился тот в змею, а волхвы египетские сделали то же самое, и пожрал змей Моисея змеев волхвов. Книга Исхода, кажется. Отпусти народ мой, и все такое. Простите, цитирую по памяти.
Юсупов остолбенел на секунду, а потом заржал. Да он ведь псих! Просто еще один сумасшедший! Спятил, книжек обчитался! В печку его, в крематорий, всего-то делов!
- И можно поинтересоваться, - отсмеявшись, спросил Батя, - как ты собрался это сделать?
- В несколько этапов, - сообщил Клим. – Для начала надо освободить вакансию. Сделано. Потом – доказать свою профпригодность. В процессе. А дальше – заручиться доверием непосредственно начальства.
- Погоди-погоди, – смахнул слезы снова хрюкнувший от смеха Батя. – Это ты сейчас что, профпригодность доказываешь?
Клим кивнул.
- Вон там, в моем рюкзаке, лежит планшет. Достаньте его, пожалуйста, и включите. Пароль – 2025.
Юсупов, недоверчиво хмурясь, полез в рюкзак.
- Моя профессия, - продолжал Клим, - сводится к смене мотивации людей. Вот сейчас вы хотите отправить меня в печку, как неизлечимо больного психа – а уже через пару минут будете лоббировать мою кандидатуру перед директором Комбината.
- Да ну? – осклабился Батя, вертя в руках планшет.