- Занятно, - хмыкнул Илья и передал листки Одинцову. Тот поправил очки и погрузился в чтение. – Выходит, обычные фашисты.
- Да хер их маму разберет! – развел руками Горшков. – Кем их только не называли! И социал-дарвинисты, и неомальтузианцы, и рэндианцы, и, прости господи, либертарианцы! А они себе хихикают под нос, и баблом сорят. Ох, и бабла у них! Они таких лекторов привозили! Такие мастер-классы устраивали! А стипендии! Да на их стипендии в Кембридже учиться можно!
Когда речь зашла о деньгах, журналист разволновался и пошел красными пятнами. Видно, очень хотелось фрилансеру Вадику прильнуть к неиссякаемому источнику бабла.
- Так что же ты, Вадик, - дочитал, наконец, Анатолий Степанович и убрал «Манифест» в карман пиджака, - сам в секту не вступил?
- Тесты не прошел, - сделался угрюмым Горшков. – Там их куча. Опросники Кеттелла, Айзенка – который IQ, потом Люшер, еще какая-то обычная лабуда, и кровь сдать, на предмет генетических отклонений. Не знаю, че завалил, но меня не взяли.
И мэра Ершова не взяли, вспомнил Илья. А сына его, нарколыгу, взяли. Уж не за высокий IQ, это точно! Значит, они отбирают людей по признаку их потенциальной полезности и – или - управляемости. А чем им может быть полезен дурак Горшков, что его пустили в святая святых? Две недели проверяли – выходит, нарыли что-то, какие-то рычаги воздействия и манипулирования. Да ту же подписку о сотрудничестве с КГБ!
- Есть ли другие способы попасть в секту? – спросил Забелин. – Наемным рабочим? Грузчиком-подметальщиком?
- Не-а, - промычал Вадик, смачивая рот пивом. – Они как зеков под себя подмяли – адаптировать, значит, начали для полноценной жизни в обществе – им теперь рабсила вообще не нужна.
- А как насчет инспекций? – начал брейнстормить Илья. - Пожарные, СЭС? Комитет по благоустройству города? Защита окружающей среды? Фонд памяти жертв ГУЛАГа?
- Не проканает, пробовали, - разочаровал его блогер. – Я сам в шоке, что мне пропуск выдали.
- Интересно, с чего бы это? – задумчиво пробормотал Одинцов.
- Я так полагаю, - заважничал Горшков, - что собираются они выходить на федеральный уровень. Они ведь раньше в Семигорске орудовали. Сейчас в Краснокаменск влезли. А там весь край освоят – и начнется экспоненциальный рост. Вот и решили заручиться поддержкой масс-медиа. Хотят цикл статей, с иллюстрациями, - блогер похлопал себя по фотоаппаратам. – Дедлайн обозначили в десять дней, видимо, с каким-то глянцем договорились о публикации.
Илья откинулся на спинку стула, закрыл глаза и поразмыслил. Как всегда, самое простое решение лежало на поверхности.
- Ты правша или левша? – уточнил он у Горшкова.
- Правша, - растерялся тот.
- Это хорошо. Поехали, Анатолий Степанович, в травмпункт. Гипс накладывать. – Илья встал, с хрустом потянулся и вышел из-за стола.
- Это еще зачем? – напрягся Вадик.
- По трагическому стечению обстоятельств, известный блогер Вадим Горшков сломал правую руку за день до поездки в Кампус, - тоном диктора новостей сообщил Забелин. – В связи с чем вынужден был взять с собой оператора. То есть – меня.
- Думаешь, сработает, Илюша? – проявил скепсис Одинцов.
- Попробовать стоит, - пожал плечами Илья. – Если у них спланирована пиар-кампания, и все приурочено к конкретным датам, а Вадика они проверяли две недели – им проще будет вписать оператора, чем искать другого блогера. Ну, в крайнем случае, нас пошлют куда подальше.
- Э, вы чего? Как это пошлют? – заволновался Горшков. – Это вам все пофиг, а у меня контракт! Вы знаете, сколько за такой материал башляют?! Не буду я никакой гипс накладывать!
- А тогда, - зловеще навис над блогером Забелин, - я сломаю тебе руку по-настоящему. Понял?
Горшков побледнел и икнул.
2035. КАРАНТИН. ИСХОД
Степан Птицын хотел жрать.
Гады-карантинщики разбудили его в шесть утра, и Степан едва не обосрался от страха: все три дня, что он сидел в бараке под домашним арестом, прикованный цепью к койке, Степу терзало предчувствие, что анализ крови он завалил, и теперь его заметут в «монастырь», изолятор длительного содержания, откуда еще никто не возвращался – ну разве что дымом из трубы крематория.
Но гады-карантинщики погнали Птицына и его подельников – Жгута, Кабана, Ежика и Хмыря – в сторону сортировочной станции, и тогда Степка перепугался еще сильнее. Байки про каторгу и урановые рудники среди рабочих ходили одна страшнее другой, а комбинатская охрана эти слухи всячески поддерживала. Мол, будешь хреново работать – кайло тебе в зубы и лучевую болезнь в подарок. Жгут, который всегда смеялся над страшилками (ну нафига Комбинату уран?) – и то сбледнул с лица, когда штрафников построили на кругу.