От основной колонны отделились двое карантинщиков: один постарше, кряжистый и седоусый, с прилипшей к нижней губе самокруткой, второй помоложе, пацан еще совсем, тощий, белобрысый, с нашивкой «Стажер».
- Еще пару минут проторчим, - сообщил старший, - и штрафники устроят бунт. И хера с два мы их удержим. У них от страха уже повылазило, им скоро похуй будет, что пуля, что мина. Сомнут они нас, Анвар Сайфутдинович.
- Да-да, - подтвердил младший. – Кажется, до них начало доходить, зачем их сюда привели.
Со стороны штрафников и в правду доносилось недовольное гудение – как от потревоженного осиного гнезда.
- Вот что, Игнат Ильич, - Юсупов поддернул лямки бронежилета, глянул на Тима, потом на церковника. – Пойдем по шоссе. Двумя колоннами по одному. Тут шесть рядов, штрафников пустим по центральному ряду в каждой полосе, сами двинемся по разделительной линии. Дистанция – метр. Очередность – десять штрафников, два карантинщика. Вопросы?
- Нет вопросов! – Пожилой карантинщик сплюнул самокрутку и поспешил обратно.
Молодой задержался:
- А можно я впереди пойду? – помявшись, спросил он.
Юсупов удивился:
- На хрена?
- Ну… Это же Технополис, все-таки! Десять лет изоляции. Кто знает, что там…
Клим грустно усмехнулся, а Юсупов хохотнул:
- Ну, валяй, первопроходец. Мы пойдем в хвосте, замыкающими.
Когда подтянулись штрафники, уже построенные в две шеренги (Игнат Ильич службу нес ответственно), молодой карантинщик (Юрий, прочитал Рыжий у него на спине, стажер карантинной службы Юрий Ливнев, группа крови четвертая, резус положительный) перехватил автомат и осторожно двинулся вперед. Штрафники зашагали следом.
Юсупов закурил, пропуская авангард смертников, а Клим, тяжело опершись на трость, присел на корточки и что-то прошептал встревоженному псу. Кир, Машка и Тим залезли на полусгнивший остов джипа и глядели, как растворяются в тумане цепочки людей в черных ватниках. На комбезах карантинщиков люминесцировали «морские коньки».
Тим не отводил взгляда от Юры Ливнева, молодого дурака, добровольно взявшего на себя роль биомассы – человеческая глупость всегда зачаровывала Тима – и именно поэтому он успел увидеть, как из автобуса с выбитыми стеклами к стажеру-карантинщику метнулась серая тень, огласив зыбкую влажную тишину, какая бывает только при сильном тумане, истошным верещанием.
Стажер исчез мгновенно, вот он есть – и вот его нет, вместе с ним пропала тень, а на Тима нахлынула волна смертельного ужаса, позвоночник превратился в ледяной столб, лицо онемело, и Тим мог только отстраненно наблюдать, как из подкорки рвется наружу…
…Рыжий отбивался как мог, одной рукой и обеими ногами, пацана он укусил за плечо, лысому заехал по яйцам, девку боднул в нос – но потом седой огрел его палкой по башке, и Рыжий поплыл, обмяк, стал ватный, вялый.
Девка (морда красная, все в кровище, нос расквашен, злющая, визжит!) хотел стрекануть Рыжего, но седой не дал. Лысый (весь перекошен, в руке пистолет, ща убьет!) скрутил Рыжему руки за спиной. Пацан (охуевший вообще!) достал из рюкзака железный чемоданчик с какими-то загогулинами.
А седой (спокойный, как скала) вытащил из кармана и открыл опасную бритву (опасную! Очень опасную! Блестит, острая, горло – чик! - и все, и нет больше Рыжего!).
- Держите его крепче, - проговорил седой и стал приближаться к Рыжему, скрученному, беспомощному, держа руку с бритвой на отлете.
Рыжий завопил, забился в припадке и отрубился.
***
На старом, облезшем от времени, истрепанном ветром, побитом морозами, покореженном от жары и неоднократно простреленном из дробовиков билборде с едва различимой надписью «Добро пожаловать в Технополис – наукоград будущего!» сидела обезьяна.
Обезьяна была огромна, волосата – «соль с перцем» называется такой окрас у собак, черная шерсть вперемешку с седой - и хмура. А еще на ней был надет старый потрепанный ватник.
- Это еще что за хрень? – спросил Юсупов, расстегивая кобуру.
- Шимпанзе, - констатировал Клим. – Обыкновенный. Pan Troglodytes. Самец.
- Сам вижу, что не орангутанг! – прошипел татарин и медленно вытащил пистолет.
В ответ на движение Юсупова шимпанзе закатал дряблые губы и угрожающе оскалил впечатляющий набор тускло-желтых резцов, клыков, моляров и премоляров. Из нутра здоровенной твари донеслось негромкое ворчание.