Когда на площадь ринулись обезьяны, навстречу им устремились псы, а карантинщики открыли огонь, Тимофей, здраво рассудив, что повлиять на исход битвы никак не может, а тратить отведенное ему время на пассивное созерцание – нецелесообразно, зажмурился, схватил себя за сетку «короны» на голове и дернул.
Наступила темнота.
***
В фойе небоскреба «Си-Хорс» все носило следы давнего пожара: стойка ресепциониста обуглилась, копоть покрывала стены и модернистские, в виде этажерок, колонны, мраморный пол был усеян хлопьями пепла, уцелевшие стеклопакеты фасада выгнулись и помутнели от жара, а возвышающаяся в центре вестибюля шестиметровая фигура морского конька из кварцевого стекла оплавилась и стала похожа на сталагмит.
Клим поморщился и машинально потер грудь. Тимофей (единственную рабочую руку ему привязали к поясу, чтобы больше не чудил) потер подбородком правую ключицу, сломанную в тот самый день, когда оголтелая толпа – еще не заразившаяся, но уже утратившая человеческий облик – брала штурмом «Си-Хорс», громила лаборатории и линчевала ученых.
Юсупов, на ходу бинтуя укус на левом бедре, вытащил фонарь и обшарил лучом темные закутки, ничего, кроме засохшего собачьего дерьма, там не обнаружив.
- Они точно не вернутся? – на всякий случай уточнил он.
- Гр-р, - ответил Мерлин, которого в четыре руки гладили Кир и Машка, успокаивая скорее себя, чем невозмутимого пса.
- Точно, - перевел Клим.
Тяжело опираясь на трость, старик дохромал до стойки и брезгливо поковырял носком ботинка груду заплесневелого пепла.
- Все прах… - пробормотал он.
- А что насчет крыс? – спросил Юсупов, шипя от боли.
- Вряд ли, - подумал вслух Тимофей. С ним происходило что-то странное: тело казалось чужим, голос – неуправляемым. Тысячи иголок покалывали затылок и почему-то щипало в носу.
Синапсы накрываются, понял он. Слишком много «короны», слишком мало «алефа». Гипоталамус передает большой привет. Интересно, сколько мне осталось? Часа два? Полтора?
Слишком мало. Не успеть.
- Почему это вряд ли? – упорствовал Юсупов.
В полном соответствии с законами драматургии, карантинщики (как предположил Тимофей, не помнивший про битву собак с обезьянами ровным счетом ничего) полегли на площади, в живых остались только главные действующие лица.
Знать бы еще, кого следующего Клим сочтет массовкой…
- Потому что тут жили собаки, - за Тимофея ответил Кир, сообразительный мальчик.
- А пулеметчики? Те, что расстреляли кочевников Амирхана?! Вдруг они еще в здании?
Юсупов посветил фонарем на лестницу, во всю ширину перегороженную баррикадой из офисной мебели и лабораторных шкафов. Они были добротные, для работы с особо опасными материалами, и весили с полтонны каждый. Сдвинуть их невозможно, перелезть – крайне трудно. Кир бы еще управился, ну, может быть, Машка. А три калеки – однорукий и связанный Тимофей, раненый в ногу Анвар и хромой старик Клим – никак.
Машка, до сих пор хранившая молчание, подумала так же.
- Мы там не пролезем, - сообщила она. – А если пролезем, но вся эта хренотень как наебнется…
- А нам туда не надо, - возразил Клим. – Все самое интересное – не там.
- А где?! – Юсупов окончательно потерял способность соображать. – На хера мы тогда сюда шли?!
Клим подошел к лифтовым шахтам, вытащил нож, всунул в щель между дверями грузового лифта, поддел, зацепил тростью, пропихнул ее поглубже и приналег на получившийся рычаг.
- Кир, помоги, - прокряхтел старик, с трудом раздвигая двери. Мальчишка подскочил, схватил за трость с другой стороны и потянул.
Створки разъехались, и из мрака шахты пахнуло сыростью.
- Нам вниз, - Клим тяжело дышал. – Спустимся по тросам. Тимофея придется развязать. Надеюсь, ты больше не будешь предпринимать попыток самоубийства?
- Нет, - пообещал Тимофей. – Ни к чему, вы же знаете.
Машка сунулась в шахту, но Юсупов взял ее за плечо и отстранил.
- Не так быстро…
Безопасник настороженно заглянул в шахту, готовый в любой момент отдернуть голову, если на нее обрушится кабина лифта, посветил фонарем сначала вверх, потом вниз.