- Пфуй отсюда! – замахал на птичку Хорек, залезая с подножки на крыло, а оттуда – на капот. В руках у Хорька был бинокль, а через плечо болтался обрез двустволки – бесполезный, как знала Бритва, потому что патронов для этой волыны у Хорька отродясь не водилось. Он таскал обрез «для образа», вместе с потертой косухой, от которой зачем-то оторвал левый рукав. Для образа же Хорек мазал волосы пивом, чтобы торчали гребнем, как у петуха. Правда, что это был за образ, объяснить никому не мог.
Расставив ноги пошире, Хорек вскинул бинокль к лицу. Секунд через пять, хорошенько поразмыслив и проанализировав ситуацию, развернул бинокль другой стороной. Так как столб дыма располагался прямо напротив садящегося солнца, Хорек всхлипнул, уронил бинокль и начал ожесточенно тереть глаза.
- И по какой причине предпринята остановка? – ворчливо осведомился Феропонт, вылезая из спального места за спойлером на крыше «Носорога».
- Дым, на! – сообщил Хорек. – Горит че-то, бляха-муха!
Феропонт, который даже спал в остроносых сапогах, бриджах и атласном жилете поверх некогда белой, а ныне – очень грязной сорочки, спрыгнул с лесенки на землю, лихо подкрутил кончики усов, огладил бакенбарды и заложил большие пальцы в карманы жилета.
- Безусловно, горит, - кивнул он. – И, судя по насыщенности и цветовым характеристикам дыма, имело место быть возгорание нефтепродуктов. Вероятно, произошла автокатастрофа.
Бритва вздохнула. Хозяин «Носорога» и отец Хорька Феропонт Аристархович Бобылев отличался витиеватостью речи, за которой скрывал врожденное узколобие. Если Хорька в силу слабоумия забраковали даже скарабеи – при ИД ниже восьмидесяти «импринтеры» не действовали на нейронные связи – то Феропонт при первом знакомстве производил впечатление человека крайне умного, в высшей степени образованного и неординарного; при более тесном общении впечатление это рассеивалось без следа. Феропонт не был дураком; он сочетал сильно развитую интуицию хорошего тактика с полной беспомощностью слабенького стратега. «Здесь и сейчас» он соображал, хитрил, юлил и выкручивался блестяще, но когда доходило до долгосрочных прогнозов, Феропонт лажал по-страшному.
Бритву, пахавшую на Феропонта уже третий год, это поначалу бесило – ну как можно быть таким слепошарым идиотом! – а потом она научилась манипулировать напыщенным кретином-работодателем.
Вот и сейчас, когда старикан заявил:
- Мария, будьте любезны, произведите рекогносцировку! - Бритва важно кивнула и ответила в том же стиле:
- Мне кажется, Феропонт Аристархович, что более целесообразно будет задействовать легкую технику.
- Чиво? – не понял Хорек.
- Бери багги и сгоняй посмотри, что горит! – перевела до хорькодоступный Бритва.
- А че я, че я-то, на?! – возмутился Хорек.
Потому что тебя не жалко, подумала Бритва, а вслух произнесла:
- Скоро стемнеет, надо торопиться. Правильно я говорю, Феропонт Аристархович?
Феропонт важно кивнул, и Хорек, уныло матерясь, слез с капота и пошел к фуре – отстегивать багги.
Рекогносцировка заняла минут двадцать, вернулся Хорек перепуганный, злой, весь в копоти и песке. Ребристые покрышки багги были измазаны чем-то бурым.
- Живых нет, - доложил Хорек и длинно сплюнул сквозь зубы. – Коптилка, бля. Сначала стреляли, потом поджарились. На хрен все. И бандюки, и пейзане. Дрон, сука. Саваны! – завершил он цепочку умозаключений самым страшным из ведомых ему ругательств, поставив ударение на первый слог.
- Не саваны, а саванты, - поправил сына Феропонт. – Ну, поехали, посмотрим.
Феропонт сам сел за руль «Носорога», Бритва запрыгнула на подножку, а Хорек развернул багги и резво погнал вперед. «Носорог» откашлялся вонючим выхлопом и грузно потащился следом.
При всей скудности словарного запаса и низком уровне интеллекта Хорек обрисовал и просчитал ситуацию в целом верно: живых на месте пожарища не было, а причиной тому с высокой долей вероятности послужила ракета, запущенная с беспилотного летательного аппарата, проще говоря – дрона.
Столб дыма поднимался от остатков транспортного средства, в котором Бритва с трудом опознала барбухайку – местный гибрид автобуса, трейлера и джипа, излюбленное средство перемещения свободных пейзан и номадов. Взорвавшийся тарантас лежал на обочине, вскинув еще тлеющие колеса к небу, точно перевернутая черепаха. Развороченное нутро уже выгорело, но все еще дышало жаром, как хорошо прокаленный мангал. Вокруг остова валялись трупы, частично обугленные. Под ногами, едва Бритва слезла с «Носорога», захрустело битое стекло и гильзы. По растрескавшемуся асфальту странным иероглифом разбегались в стороны черные следы мотоциклов.