- Ну, пока, - сказала Лиза. – Я тороплюсь. Удачи!
Мальчишка никак не отреагировал.
Урок тебе, барышня, на будущее. Не лезь в чужую жизнь. И вообще, такси уже наверно ждет.
Такси еще не было, и Лизе пришлось минут пять проторчать на улице под прозрачным дашкиным зонтиком, ежась от холода и нервно переминаясь с ноги на ногу. С серого неба сыпались мелкие, как соль, снежинки. Лужи прихватило ледком. Панельные девятиэтажки, точно кельтские менгиры, подпирали провисшие тучи. Особенно уныло выглядела детская площадка, спешно подаренная микрорайону перед прошлыми выборами одним из кандидатов: яркие краски облезли, в песочнице стояла вода, карусель и качели разломали вандалы. Ноябрь. Провинция. Тоска.
Наконец, старенький «Баоцзюн-гибрид» вынырнул из пелены дождя. Дашка вызвала дешевое, неавтоматическое такси – и водитель тут же принялся разглагольствовать. Лиза хотела попросить его помолчать, но постеснялась; в результате, за недолгую поездку до вокзала шофер успел пожаловаться на засилье в городе наркоманов, особенно «альфачей», рост количества гастарбайтеров и, особенно, их потомства («плодятся, как кролики, а тут не знаешь, как одного прокормить, в школу собрать»), наглость скороспелых мажоров из Технополиса («носятся на своих «Теслах», понапокупали, блядь, а водить не умеют»), общую экономическую ситуацию в стране и упадок Семигорска в частности («вот раньше-то…»), после чего перешел к рекомендательной части монолога: понаехавших следовало селить в гетто, запретить им ездить в общественном транспорте и посещать публичные места, рождаемость контролировать, а Технополис обложить налогами, потому что «делиться надо!»
Тут, слава богу, они приехали. Лиза расплатилась, вылезла из такси и, не раскрывая зонтика, нырнула под своды вокзала. Поезда до Технополиса отправлялись каждый полчаса, и она еле-еле успела на девятичасовой.
Вагон монорельса дребезжал и позвякивал, точно древняя электричка. Вечно у нас так: выбьют бюджет на инновации, потом попилят, и останется только на старый бэушный «Хюндай» на магнитной подушке. Китайцы вон сверхзвуковой запустили от Шанхая до Чунцина, американцы шестую петлю «Гиперлупа» кидают – от Хьюстона до Нового Орлеана, а тут тащиться семьдесят километров целых двадцать минут.
А с другой стороны, те, кто обитают в Технополисе, на поездах не ездят. Зря им что ли автобан отгрохали – летают на «Теслах» и «Феррари». А монорельс – для обслуживающего персонала. Рабов. Вместе с Лизой в вагоне ехало две бригады гастарбайтеров-строителей: одна китайская, другая, похоже, таджикская. От них воняло так, что девушка готова была принять предложение таксиста о гетто и раздельных вагонах за рабочее. Расизм, конечно, и апартеид, но почему ж они не моются-то?!
Окна в вагоне не открывались, кондиционер не работал, работяги смердели, на поворотах покачивало, и Лиза, на мгновение закрыв глаза, чтобы не видеть этих рож, задремала от недостатка кислорода.
Когда она проснулась, на горизонте уже виднелись стеклянные башни Технополиса, между которыми торчали тонкие спицы строительных кранов и деловито сновали беспилотники. Наукоград бурно строился. Под эстакадой монорельса намертво стояли в пробке фуры и спецтехника, над огороженными площадками ритмично забивали сваи паровые молоты, мельтешили работяги в желтых касках и оранжевых жилетах, громоздились горы мусора, автоматические экскаваторы перелопачивали тонны грунта в гигантские самосвалы, и вся обозримая степь аж до самых гор была размечена под новые кварталы.
Жизнь била ключом. Миллионы евро инвестировались в будущее человечества.
Больше всего Технополис напоминал потревоженный муравейник в состоянии ударной социалистической стройки. Люди же, соответственно, выполняли роль муравьев – маленьких, трудолюбивых и абсолютно безликих, взаимозаменяемых существ. Когда поезд остановился, и Лиза вышла на перрон, ее подхватила толпа серых, угрюмых работяг, похожих на зомби, с остановившимися взглядами и понурой походкой тягловых лошадей.
Как всегда в толпе, Лизе стало не по себе. Странное беспокойство охватило девушку, еще не приступ паники, но нечто очень близкое: стало трудно дышать, звуки утратили смысл, сердце заколотилось, кругом люди, люди, люди, слишком много, слишком близко, кто-то постоянно толкается, дотрагивается, вторгается в личное пространство, да и нет его больше, личного пространства, есть только чужие люди, незнакомые лица, непонятная речь, и надо куда-то идти, идти со всеми, не сопротивляться, хочется закрыть глаза, толпа вынесет…
Лиза слишком поздно поняла, что происходит. Она потянулась за ингалятором – и тут ее накрыло…