Пока фрилансеров досматривали, Гур переоделся (с некоторым трудом – и без того тесная каюта «Носорога» была захламлена донельзя), сменив рабочие штаны и куртку на просторный балахон из мешковины, побрился, оставив небольшую поросль седой щетины под носом и на подбородке, и замотал голову пестрым платком на манер араба.
В кузов «Носорога» требовательно постучали, судя по звуку – прикладом автомата, и Гур, уняв дрожь в коленях, полез наружу. Спускаясь по лесенке, он увидел себя в зеркало заднего вида и остался доволен результатом. Ни дать, ни взять, дервиш. Полоумный проповедник. Немой, в придачу.
Феропонт, как они и договаривались, уже разъяснил солдатам физические и психические недостатки пассажира, поэтому закамуфлированные идиоты даже не пытались вступить с Гуром в беседу. Грубо дергая его за балахон, они просканировали на шее татуировку о вакцинации (цифры в штрих-коде, разумеется, были поправлены, но так умело, что хрен подкопаешься), осмотрели грудь на предмет рабочей маркировки и, не обнаружив оной, передали Гура скарабею.
Тот заученно произнес:
- Не желаете пройти кондиционирование?
В ответ Гур радостно ощерил оставшиеся зубы и замычал, изображая идиота. Церковник тут же утратил всякий интерес, и «Носорог» пропустили в Малый Сырт.
За последние семь лет небольшой поселок пасюков-контрабандистов под Ульем вырос во много раз, раскинувшись бесформенным зловонным наростом – от рва с зеленоватой жижей, окружавшего Стену, до выжженной, мертвой степи без единой травинки. Трейлеры и прицепы, армейские палатки и кибитки, настоящие войлочные юрты, вросшие в землю грузовики и фургоны без колес, брезентовые тенты над деревянными, из грузовых поддонов собранными, настилами, военно-полевые кухни и дизель-генераторы, сотни печек-буржуек, бочек с углем, мангалов и костров, биотуалеты и обычные сортиры, хижины и хибары, лачуги и шалаши, бордели и хостелы, парковки и посадочные площадки, караван-сараи и скотобойни, свалки и помойки, станции техобслуживания и подпольные импринт-салоны, лавки и ломбарды, ярмарка труда и рынок рабов – все это кипело, бурлило, клокотало и смердело керосином, гнилью, страхом, алчностью и потом никогда не мытых тел.
Небо над Малым Сыртом было желто-коричневым. Стену Улья покрывал слой жирной копоти.
По самым скромным прикидкам Гура сейчас здесь обитало не менее двадцати тысяч человек – если, конечно, удостоить звания «хомо сапиенс» выбраки из Улья, бычье и синячье, негодное даже для простейшего импринта, полоумных кочевников, озверевших степняков, скудоумных гастарбайтеров и деградантов. Все они – вместе с пейзанами, пролами, солдатней и механиками, а также бесчисленным множеством спекулянтов, контрабандистов, работорговцев и наемников вроде Феропонта и его команды – совершенно хаотически перемещались по узеньким улочкам поселка, из-за чего «Носорог» еле полз, то и дело взревывая могучим паровозным гудком.
На обочинах валялись кишащие червяками трупы собак и играли голые, серые от грязи дети.
Спустя где-то час, когда «Носорог» все-таки добрался до парковки возле узбекского караван-сарая, Хорек не выдержал и спросил:
- Ну че, бля? Плати, бля!
- Терпение, молодой человек, - ответил «немой дервиш» Гур, выбираясь из кабины и разминая затекшие конечности. – Предлагаю сначала отобедать. Узбеки славно кормили в свое время.
- Всячески поддерживаю ваше гастрономическое предложение, - покивал Феропонт. – Отобедать – это хорошо!
Мимо проехал «Тигр» с витрувианской каракатицей на борту, и Гур машинально запахнул лицо пропыленным платком.
- К чему этот маскарад? – спросила Бритва, поправляя сбрую с ножами.
- Я бывал тут раньше, - сказал Гур. – Меня могут узнать.
Объяснение Бритву удовлетворило, и Гур не стал вдаваться в подробности – так, в частности, умолчал о том, что каких-то семь лет назад, до рейдерского захвата Церковью Новых Людей, Улей назывался Краснокаменским Химическим Комбинатом, а он, Гур, а точнее, Леонид Андреевич Гурьев, являлся директором Комбината – пока родной сын Гурьева по наущению Церкви не отнял у отца все, обрекая того на долю мудреца-приживалы в отсталом степном ауле.
Если быть честным до конца, Гур смирился. Он и сам подумывал о подобном выходе из малоприятного положения между Ордой Амирхана и Церковью Новых Людей, да и жизнь в ауле (с его-то, Гура, знаниями) оказалась вполне приемлемой в плане личного комфорта – до самых недавних пор.