Точно можно сказать одно: приступая к конструированию, необходимо отсечь от России все, что не вписывается в энтээровский XXI в., оставить прошлому всю экзотику — она вышла из моды. Распад СССР, воплощавшего в своих рамках единство (прото)Севера и (прото)Юга, теоретически позволяет нам безболезненно сделать то, что отняло столько сил и средств у колониальных империй. Другой вопрос — практическое воплощение. Для этого нужны люди.
Но вернемся к антикоммунистической революции конца века. Может быть, она все-таки не антикапиталистическая? Об этом, казалось бы, говорят и лозунги и логика. С лозунгами все ясно: на то они и лозунги. Логика же, например, «говорит»: если «вторая русская революция» (1991–1993) есть отрицание антикапитализма, то, следовательно, она есть революция буржуазная — минус на минус дает плюс. Отсюда и лозунги. К тому же отрицание коммунистической власти как института взбесившейся функции капитала происходило ведь с опорой на какую-то субстанцию как внутри страны, так и вне ее (одобрение и поддержки капиталистического Запада). Короче, реванш субстанции. Так, может, я поторопился записать «вторую русскую революцию» в антикапиталистические? Думаю, не поторопился.
Итак, предвижу вопросы: разве не появились у нас частные банки и частные магазины? Разве не возникают акционерные общества, разве не приватизируются предприятия? Ответ на оба вопроса — да. Кто не слеп, тот видит: появилась. Но ведь это не есть капитализация и буржуазификация. Я не стану в данном случае приводить аргументы типа: «криминальный капитал — это не капитал», «номенклатурный капитал — это не капитал». Об этом уже много сказано. Или типа: «непроизводительный капитал не есть капитал», а у нас почти весь капитал финансовый, нажит на экспорте, перепродажах, спекуляции. По крайней мере, он не есть системообразующий капитал, ведущий к капитализму, т. е. не есть капитал в формационном смысле. Такой — денежный, спекулятивный — капитал существовал до капитализма, будет существовать после него и капиталистическим такой капитал делает только его функциональное подключение к мировому капиталистическому рынку. Без и вне последнего такой капитал есть всего лишь деньги, особенно если ему, как в России, противостоит не капиталистически эксплуатируемый работник, а наемный работник иного типа.
Оба типа аргументов, о которых шла речь, справедливы. Но это аргументация от конкретного, индуктивная, в ней есть существенный элемент «к случаю». Мы же имеем перед собой проблему теоретическую, а потому и необходимо рассмотреть ее как таковую с соответствующей аргументацией «от абстрактного к конкретному». Только такой путь является реально доказательным, исчерпывающим, а не просто иллюстративным.
Во-первых, частная собственность становится в данном обществе и для него буржуазной только в том случае, если общество в целом является уже буржуазным, если отношения собственности охвачены капиталистической собственностью. Это элементарный вывод на основе принципа системности. Ничего подобного у нас нет. Что там капитал — даже частная собственность объявлена только в Конституции без разъяснения механизма функционирования в соответствующих кодексах. Похожа на зафиксированное в Конституции СССР право союзных республик на выход из Союза. Ну и что? «Остановите самолет, я слезу»? Это не говоря о том, что в нынешней реальности первоначальное накопление капитала нередко подрывает капиталистическое накопление, т. е. оказывается самовоспроизводящимся («вечный генезис» без реального возникновения); что капитал должен быть социальной формой, а не асоциальной и т. д.
Во-вторых, нынешняя «собственность» «новых русских», будь то бандиты или эксбандиты, отмывающие и приумножающие преступные деньги, банкиры или экскомбоссы, отмывающие и приумножающие деньги КПСС, не есть до сих пор нечто самостоятельное, некая целостность. Это лишь экономическая сторона, экономическая часть распавшейся коммунистической властесобственности, гомогенного коммунистического присвоения общественной воли и общественного продукта.
Исчезновение КПСС как гаранта отчуждения социальных и духовных факторов производства привело к двум параллельным процессам, протекавшим, однако, с разной скоростью — по крайней мере, сначала с разной. Эти процессы фиксируют две стороны распада присвоения как властесобственности на власть и на «собственность», а точнее — имущество, которое не обрело еще адекватной ему формы собственности, а потому его легко расхищать. Имущество, с одной стороны, не оформленное как следует в качестве собственности, с другой — отсутствие реального контроля над этим имуществом со стороны всеохватывающей власти, ситуация приватизации власти, стирающая грань между легальной и нелегальной сферами — все это словно приглашает на криминал («воруют все»).