Теперь не стало и этой возможности хоть как-то все исправить.
Вернулась госпожа Канси, окинула меня долгим взглядом и, каким-то неуловимым движением оказавшись рядом со мной, наклонилась, положив одну руку мне на плечо. Запах ладана, быстро бьющееся сердце, подпитанная вином храбрость подзуживают меня, подбадривают. Я преодолеваю последнюю пядь до благородно бледного лица восточной красавицы и целую ее в губы.
Она не отстраняется от старика, как иные. Она отвечает на поцелуй со вкусом вина. Все правильно! Я подписал бумаги. Я имею право!
Ее рука касается моей скулы. Уверенное и нежное прикосновение. Страстный поцелуй сметает все мысли, сводит с ума. Блаженство... Уходит боль из груди, дышать, хоть и урывками, вдруг становится приятно. Воздух сладкий, голова кружится, в этом мире все плывет и вертится, лишь ее губы, ее руки, обтянутое драгоценной парчой чудесное тело настоящие.
Не помню, как встал и обнял ее. Не помню, как вцепился в спинку кресла, чтобы удержаться на ногах. Прижимаясь щекой к ее виску, я ловил ртом воздух, пытаясь отдышаться, и тут увидел свою руку...
Ни пятен, ни морщин, ни дряблой кожи! На пальце кольцо, которое я носил в молодости! Как?
Отстранился резко, чуть не упал. Встретился взглядом с госпожой Канси.
— Вам двадцать три, мой милый пока еще не граф, — улыбнулась она. — Зеркало там.
Глухо стукнули ее браслеты и вновь вывели меня из оцепенения. Я ринулся к зеркалу и с благоговейным восторгом смотрел на свое отражение. Все вернулось! Невероятно! До сего момента я думал, что все эти бумаги и таинственность — прихоти дорогой проститутки.
— Ваш отец еще жив, мать тоже. С женой вы еще не встретились, а младший из ваших племянников родится через месяц, — чарующий голос госпожи Канси звучал по-деловому твердо. — В этот вечер вы не были ни с кем из родственников в ссоре, отношения сейчас прекрасные. Как вы и хотели.
— Да, да... я хотел именно этого, — с трудом оторвав взгляд от молодого красавца в зеркале, я повернулся к чужестранке. — Что это за волшебство?
— Вам лучше не знать, — в ее улыбке появилась хищная жесткость, и у меня по спине пробежал противный холодок. Желание уточнять пропало напрочь, а госпожа Канси продолжила: — Это не обман, это реальность. Вы можете выйти на улицу, спросить любого и проверить.
— Любого?
— Конечно, — кивнула она, и какое-то из ее украшений мелодично звякнуло. — В любом городе, на любой улице, и вас никто не будет сопровождать. Вы можете любым другим способом убедиться, что действительно переместились во времени, милый пока еще не граф. У вас есть на это час. Хотя можем провести его иначе.
Она обворожительно улыбнулась и подмигнула. Я отрицательно тряхнул головой, стараясь не представлять, как ласкаю эту поразительно красивую женщину, пахнущую ладаном и пьянящим вином. Мое молодое тело откликнулось желанием, но это было как-то неправильно.
— Нет, не надо. Не поймите превратно, — голос прозвучал ломко, неуверенно. Не хватало только сейчас обидеть ее отказом.
Госпожа Канси покачала головой, снова звякнуло какое-то украшение.
— Я понимаю. Многие отказываются из страха почувствовать вкус былой жизни.
Вздох облегчения не удалось скрыть от наблюдательной женщины, но она только спросила:
— На что хотите потратить этот час?
Я раздумывал недолго:
— Прогуляетесь со мной?
— С удовольствием, — ласково улыбнулась она, не сводя с меня внимательных глаз.
На улице было холодно, под ногами хрустел снег. Я полной грудью вдыхал морозный воздух, смотрел на людей и шел, сам не зная куда. Госпожа Канси не возражала и, казалось, тоже наслаждалась прогулкой. Мы говорили о городе, о какой-то совершеннейшей ерунде, но я вскоре и думать забыл, что все это лишь на час. Меня наполняла та жизненная сила, то ощущение спокойствия, уверенности в завтрашнем дне, как в молодости. Замечательное чувство, а вся последующая жизнь казалась блеклым воспоминанием об обрывочном сне. Будто ее и не было вовсе.