— Сожалею, мистер Коул, — произнес Филип ровным голосом. — Но я не могу отложить поездку. Думаю, с продажей нашей доли придется повременить.
Дэниэл Коул раздраженно покачал головой.
— Ты копия отца.
Филип Морган воспринял эти слова как комплимент.
Глава 6
С жадностью глотая ртом воздух, Филип выгнулся дугой и заерзал в седле. Из его груди вырвался хрип. Пытаясь победить удушье, молодой человек дышал глубоко и ровно. Хотя океана не было видно, Филип чувствовал его свежее дыхание. Соленый морской ветер наполнял легкие воздухом и помогал одолеть болезнь.
Филип находился в пути уже вторые сутки. Его лошадь, измученная и голодная, понуро трусила по дороге. В первый день своего путешествия молодой человек совершил переход в сорок миль — от Кембриджа до Провиденса. Вечером он добрался до таверны «Красный Лев». Утром, наскоро перекусив и разузнав у хозяина дорогу, он сел в седло и поскакал по Южной дороге — через Потакет, Уорик и Уикфорд — в резервацию наррагансетов. Все шло хорошо до Уинкфорда — едва Филип миновал этот город, у него начался припадок удушья. Приступ на какое-то время отвлек молодого человека от печальных раздумий, не покидавших его с самого Кембриджа.
Филипу не хотелось уезжать из дома. Он жалел, что отец обратился к нему с такой нелепой просьбой. Не случись этого, он сидел бы сейчас у камелька с книгой в руках и готовился к занятиям или прогуливался бы с Пенелопой по Брэтл-стрит. И вот вместо того, чтобы заниматься милыми его сердцу делами, он разыскивает Библию, потерянную в незапамятные времена; едет, покачиваясь в седле, в какой-то медвежий угол и вспоминает злые рыдания, которыми провожала его невеста.
Но когда Филип уже совсем было собирался поворотить назад, он так живо представил себе фигуру отца, лежащего ничком на пыльной дороге, и так явственно услышал его слабый голос, умолявший найти Библию, что тут же отбросил сожаления и пришпорил лошадь. Если он не сдержит слова — будет раскаиваться всю жизнь. Пусть его грудь разорвется от кашля, пусть он опоздает к началу занятий, пусть злится и негодует Пенелопа — он не вернется домой.
Филип вспомнил о своей невесте и мысленно пообещал себе помириться с ней. Он ни на минуту не сомневался, что с Пенелопой ему повезло. Они — прекрасная пара. Его считали лучшим выпускником Гарварда, воплощением всех идеалов колонистов, надеждой молодого поколения. Ему прочили большое будущее очень уважаемые люди; в Гарварде открыто говорили том, что в один прекрасный день он займет место ректора университета. Филип выслушивал столь лестные слова с самым невозмутимым видом. Он был готов не только оправдать эти ожидания, но и в полной мере принять связанную с ними ответственность. Неудивительно, что удачный брак значил для него так много.
Молодой человек твердо верил, что Пенелопа Чонси ему подходит. Если Филип готовился стать образцовым ученым, то из Пенелопы вышла бы идеальная жена образцового ученого. Ее прадед, Чарлз Чонси, был не только вторым ректором университета, но и выпускником Гарварда. Ее отец — известный в Кембридже врач — тоже окончил Гарвард. Девушка росла среди университетской элиты; ее воспитывали как продолжательницу благородных гарвардских традиций. К этому предназначению она относилась очень серьезно — временами, считал Филип, даже слишком серьезно.
Филип любил Пенелопу. Молодому человеку нравилась эта утонченная, хорошо воспитанная девушка, которая никогда не возражала ему при посторонних. И пусть в Гарварде ее не находили красивой, так ведь и не называли дурнушкой. Если бы Филип вздумал описать внешность своей невесты, то, пожалуй, чаще всего ему пришлось бы использовать эпитет «длинный». У нее было длинное лицо; длинный и тонкий нос; ее руки напоминали длинные ветви дерева, а пальцы — тонкие, нежные веточки; высокая, чуть выше Филипа, Пенелопа обладала длиннющими ногами и опять-таки длинными, узкими ступнями (однажды в жаркий летний день она разулась, чтобы поболтать ногами в реке, и Филипа до крайности удивил вид ее необычайно длинных ступней).