— Как-то даже странно, что она так здесь и осталась. Что можно вот так запросто сесть и завести брошенную машину.
— Сколько она простояла?
— Я уже потерял счет дням, но не очень долго. Хотя прошла целая жизнь… четыре жизни. За минуту.
Я ничего не говорю — сказать-то, в общем, нечего.
Едем по пустынной дороге. Других машин нет, но брошенные встречаются, и нам приходится их объезжать. Светофоры не работают — может, нет электричества? Повсюду, куда ни глянь, темно и тихо.
На перекрестке Бобби начинает поворачивать влево, но останавливается в нерешительности и после недолгой паузы сдает чуточку назад и поворачивает вправо.
— Планы меняются. Поедем в паб.
— В паб?
— Сегодня поминки. Да уже и завтра скоро.
Останавливаемся перед большим старым кантри-пабом. Холодным и темным. Солнце почти село. Мы выходим из машины, подходим к двери — замок. Я заглядываю в окно, но в сумрачных тенях ничего не видно.
Бобби подбирает с земли кирпич — обычно такими подпирают дверь в солнечный день, — пожимает плечами и стучит в дверь.
— Без стука ведь не принято, — говорит он и разбивает кирпичом окно.
Мы вынимаем из рамы осколки стекла и забираемся внутрь. Снаружи уже почти темно, внутри еще темнее, и мы стоим, ждем, пока глаза привыкают к сумраку.
— У них здесь свечи, их ставили к обеду. — Вытянув руки, Бобби проходит от двери к столам, и мы собираем несколько штук. В ящике за столом он находит спички, чиркает, и тоненькое пламя трепещет над дрожащими руками. Я подношу свечу, и огонек перескакивает на фитилек.
— Садись. — Я толкаю Бобби к барному стулу, а сам иду за стойку. — Что будешь?
Свою историю Бобби рассказывает за пинтой горького. Голос твердый, и руки уже не дрожат, когда он зажигает четыре свечи. Одну — за Салли, которая, когда он встретил ее в этом самом баре дюжину лет назад, изменила всю его жизнь. Одну — за их первую дочь, Эрин, мечтательницу и фантазерку, так похожую на мать. Одну — за Мэдди, неисправимую непоседу и шалунью. И одну — за Джексона, еще маленького, которого они только-только начали узнавать.
Я слушаю и не понимаю, как он может. Как может сидеть и говорить, а не кричать, не бушевать от ярости. Мне так хочется встряхнуть его, заставить найти тот гнев, который поможет ему идти дальше.
Как мой гнев помогает мне.
6
КЕЛЛИ
Кай забылся тревожным сном. И сном, должно быть, нехорошим. Вздрагивает, вертится… Жаль, не могу его разбудить.
А если б я могла спать, какие сны снились бы мне? Впрочем, никакие кошмары не могут быть страшнее того, что я вижу здесь и сейчас. Оставляю Кая, вылетаю из дома Бобби. Солнце еще не появилось, но небо уже начало светлеть.
Судя по дорожным указателям, это место называется Сент-Эндрюс. Дом у Бобби большой, внушительный; есть еще одна машина — красная, спортивная — и та самая парусная лодка. Много красивых вещей, красивая семья, праздники и отпуски — у него было все. Улыбающиеся лица жены и детей в рамочках на стенах — они в купальниках на песчаных пляжах, на лыжах в снегу.
Но ей ведь нет дела до того, кто ты? Богатый или бедный, молодой или старый, любимый или ненавидимый. Ей все равно, откуда ты и какой у тебя цвет кожи.
Весь город пустой и темный. Нет электричества. Тишина. Тишина, когда не слышно людей. Но птицы кричат, и прибой шумит, и собаки лают.
Те люди, которые все-таки попадаются, молчат — они мертвы. Большинство лежат дома, на кроватях и диванах, вместе или поодиночке. Одни умерли раньше, другие позже. Никто за ними не приходит, никто не уносит их к костру и не сжигает. Их просто оставили гнить там, где они скончались.
Но все-таки умерших не так много, как можно было бы ожидать, исходя из количества домов в городке. Кто-то успел уехать?
И где те, как Кай и Бобби, у кого иммунитет? Интересно. Я присматриваюсь повнимательнее, но нет, никто не шевелится. В таком месте выжившие должны быть обязательно, что-то около пяти процентов, как говорили на той видеоконференции в Ньюкасле.
Куда же они подевались?
7
КАЙ
Я бегу. Бегу так далеко и быстро, как только могу, но все равно недостаточно быстро. Я слышу Шэй, она зовет меня, умоляет о помощи.
Она во мне и вне меня, здесь и там — везде. Боль и страх в ее голосе разрывают меня изнутри, так что моих сил хватает только на то, чтобы не кричать.
Но не это самое худшее.
Я не бегу к Шэй — я убегаю от нее.
Сбрасываю одеяло. Я весь в поту. Шторы раздвинуты, и в окна ярко светит солнце. Должно быть, свет и разбудил меня, чему я только рад. Сердце колотится и сил не осталось, как будто я действительно всю ночь бежал. Поднимаюсь, подхожу к окну, смотрю пустым взглядом вдаль.