Они снова спорят, обсуждая то, о чем все только и говорят в последние дни.
Но все меняется, когда мы возвращаемся в лагерь.
10
КАЙ
До лагеря еще остается несколько километров, когда сидящая у меня за спиной Фрейя вдруг напрягается.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— Не знаю, но что-то определенно случилось. Что-то нехорошее. Давай-ка поспешим.
Оказывается, вернулся Патрик.
Вернулся, как всегда, не с пустыми руками. Все идут к его припаркованному у входа внедорожнику — помочь с разгрузкой и перенести вещи в дом. Однако есть кое-что еще, о чем он не спешит рассказывать.
Джей-Джей и Зора еще не вернулись, и Патрик хочет дождаться их.
Какое-то молчаливое общение происходит, и все напряжены и нервничают, но вслух никто ничего не говорит. Меня такое положение дел снова раздражает. Стараюсь отвлечься, занимаюсь разгрузкой, таскаю в дом коробки и возвращаюсь по узкой тропке к машине.
— У нас что, какая-то гонка? — спрашивает, шагая за мной, Фрейя. — Зачем так много?
— Просто стараюсь ни о чем не думать, — бормочу я, из последних сил удерживая груз.
Наконец появляются Зора и Джей-Джей. По их лицам видно, что они уже в курсе, что случилась какая-то неприятность.
Вся группа собирается вместе. Патрик достает бутылку виски, несколько стаканов, наливает себе и жестом предлагает остальным обслужить себя самим. Джей-Джей и Зора следуют его примеру.
— Хорош, — одобрительно говорит Зора. — Должно быть, дела не очень.
— Да. Ладно, слушайте. В Лондоне эпидемия. Уже несколько дней.
Новость настолько поразительная, что все потрясены и молчат.
— Вслух, — добавляет он, и я понимаю, что ошибся насчет молчания.
Вопросы сыплются как из мешка, и Патрик поднимает руку.
— Расскажу, что знаю. Болезнь пришла не так, как можно было предполагать, не волной с севера. После Глазго появились несколько очагов заражения тут и там, но ничего значительного не наблюдалось, пока удар не пришелся по Лондону. Со стороны выглядит так, будто эпидемия шла косой по стране, а в столице развернулась уже вовсю. Карантинные зоны к северу от нас свою задачу не выполнили, их границы прорваны во многих местах. Стена уже никого не останавливает. Соединенное Королевство проиграло. Болезнь повсюду и продолжает распространяться.
Но это еще не все. Извини, Фрейя, но большинство считает, что вина за происходящее в Лондоне лежит на тебе. Первые случаи отмечены в тот день, когда ты уехала из города. Говорят, это ты распространила заразу по всему городу.
— Но это же неправда! — возражает Фрейя.
— Мы знаем. Нас убеждать не надо.
— Какая-то бессмыслица. Я неделями ходила по городу, встречалась с сотнями людей, и никто не заболел. Это как объяснить?
— Согласен, бессмыслица, но таково официальное объяснение, которого придерживаются власти. Лондон теперь в осаде. Мест, еще не затронутых эпидемией, становится все меньше, и они оторваны одно от другого. Похоже, такая ситуация распространится вскоре на всю страну.
11
КЕЛЛИ
Заметил ли кто, что я вышла из домика?
Все так расстроены, что, может быть, никто и не обратил внимания.
Остается только надеяться, что они не перехватили мои мысли, когда я вылетела за дверь. Прежде всего, я забыла их отгородить. Но все так внимательно слушали Патрика и Фрейю, что про меня никто и не вспомнил.
А все потому, что я заранее знала, какую главную новость принес Патрик.
Оно в Лондоне. Само собой, кто бы сомневался. Ведь я тоже была там.
12
КАЙ
Знаю, что Фрейя не спит. Как и я. Знаю, что она там, в лесу, где мы разговаривали прошлой ночью.
Фрейя сказала, что ничего мне не внушала, не подзывала тайком. Но если так, откуда взялись эти мысли?
Не находя ответа и злясь на самого себя, выскальзываю из палатки, которую привез для меня Патрик. У него, должно быть, тоже бессонница — сидит на лавочке возле домика, но на меня не смотрит и даже головы не поднимает.
Я иду в лес.
Фрейя сидит, прислонившись к тому самому дереву, возле которого мы недавно разговаривали. В руке у нее бутылка виски, и она как раз подносит ее к губам, когда я подхожу ближе.
— Ты что делаешь?
— Мне уже больше восемнадцати.
— Серьезно?
— Да. Восемнадцать лет, два месяца и шесть дней.
Беру у нее бутылку, отпиваю и стараюсь не закашляться.
— А мне восемнадцать лет, пять месяцев и девятнадцать дней.
— Поздравляю.