Остальные верят ему, я вижу это в их аурах, верят, что прóклятые могут стать спасителями. Что они могут всё изменить.
Может ли так быть на самом деле? Мне хочется в это верить.
Я скрываю свои мысли. Кто такой Алекс на самом деле? Его глаза встречаются с моими, и мне становится не по себе — чувство такое, что он знает, о чем я думаю, несмотря на все мои ментальные барьеры. Есть в нем что-то, и дело не только в том, какой он высокий, не только в том, как он держится. Он умеет притягивать к себе людей — когда говорит, его хочется слушать. Но он также умеет хранить секреты, и он тот, с кем рассталась моя мать. Она не просто порвала с ним, она сбежала от него, не сообщив, что беременна мною, его дочерью. Она не верила ему, как не верил ему и Кай — а это два человека, чьи мнения для меня значат больше любых других.
И все же Алекс рискнул жизнью и вернулся за Спайком, когда я не захотела уходить без него; ему как-то удалось вытащить оттуда нас обоих, когда меня ранило. Я обвожу комнату взглядом, смотрю еще и на Беатрис с Еленой: он спас всех нас.
А мы не знали о нем самого главного, мы так и не разглядели его, не поняли, что он один из нас. Может, Кай и мама тоже ошибались насчет него?
Я лежу в постели, уставившись в потолок. Я убедила всех, что нуждаюсь в отдыхе, хотя физически, похоже, я сейчас более или менее в норме. Мне просто нужно было… даже не знаю… все обдумать и побыть в одиночестве.
Ну, если, конечно, не считать Чемберлена, который все еще урчит, закрыв глаза и растянувшись наполовину на мне, наполовину — на кровати. Он был котом домработницы Алекса, как мне сказали, и решил, что я его новая хозяйка, когда мы явились сюда несколькими днями ранее. Судя по всему, его тип хозяина — тот, кто валяется целый день в постели. Я запускаю руку в его мягкую шерсть, а мысли скачут и скачут.
Так много всего случилось — и до, и после того, как меня ранило, — так много всего я пропустила, скрываясь в стране грез, пока болела и выздоравливала.
Преследователи, огонь… моя транспортировка, когда я была не в состоянии сама решить, стоит ли перебираться сюда. И самое главное: можно ли доверять Алексу?
Но как ни прокручиваю я все это в голове, прямо сейчас ответа на этот вопрос дать не могу. Я не могу не принимать в расчет действия Алекса, основываясь на мнении мамы и Кая, которые знали его до меня. Теперь он выживший, как и мы; он изменился, как и все мы, но как именно изменился, я все еще не могу понять. И он спас нас. Если бы не он, мы все бы были мертвы. Я не стану верить ему слепо и не доверять ему тоже не стану. Мое мнение о нем будет основываться на его словах и поступках, на том, как они отражаются на его ауре и какого я о них мнения. Это лучшее, что я могу сделать. Но я не скажу ему или кому-либо еще, что он мой отец, по крайней мере, пока не скажу. Мама не хотела, чтобы он это знал; этого для меня вполне достаточно. Пока что я буду уважать ее желание.
4
— Нет, серьезно, ты не мог бы сделать что-нибудь с моими волосами?
Я смотрю в зеркало и пытаюсь подровнять то, что осталось, с помощью ножниц.
— Неблагодарная, — говорит Спайк. — И — нет, не мог бы. Твои волосы отмерли, к жизни их не вернуть. Ты, конечно, можешь попробовать их отрастить, но, думаю, образ подгоревшей пикси тебе очень даже к лицу.
Я делаю выпад в сторону Спайка, но он без труда отстраняется. Возможно, я еще не совсем я.
— В следующий раз достану, — говорю я, грозя ему пальцем.
— Попробуй.
— Ты действительно веришь, что мы можем придумать, как остановить эпидемию и все такое прочее?
— Надеюсь, что сможем. Алекс пытается установить связь с каким-то удаленным компьютером, где у него хранилась вся информация, которая есть у правительства о масштабах эпидемии, и все то, что они узнали от нас на секретном объекте, с которого мы сбежали. Елена уже начала просматривать имеющиеся в нашем распоряжении статистические данные и прочую информацию о распространении заболевания, а также материалы, которые сама смогла найти в интернете.
— У меня никак в голове не укладывается, что Алекс все это время был выжившим. И дело не только в том, что об этом не знали мы, но и в том, что об этом не знало и правительство!
— Да, чудно как-то, а?
— Ужин готов! — кричит Елена, и мы направляемся к лестнице, Чемберлену почти удается схватить меня, обмотавшись вокруг ноги. Теперь, когда я по-настоящему пришла в себя, мне даже немного стыдно. Они все были в моей голове, пока пытались меня исцелить. Я чувствую себя так, словно танцевала голой и распевала песни по телевизору, а весь мир смотрел на меня и потешался.