Я фыркаю.
— В новостях об этом не говорили.
— Скорее всего, нет.
— И все-таки не понимаю. Если теперь известно, чем они занимались, разве офицеры ПОНа не должны быть арестованы? Дальше. Почему они пытались убить меня и где они сейчас? Что они задумали и к чему готовятся?
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Алекс.
— Эти люди, они по-прежнему на свободе? Они охотятся на меня? На нас? Некоторые из тех, кто атаковал недавно базу ВВС, носили костюмы биологической защиты армейского образца и были вооружены серьезным оружием. Откуда оно у них? И, что гораздо важнее, как они нашли нас?
Секунду-другую Алекс молчит, мысленно возвращаясь в тот день, потом кивает:
— Похоже, костюмы биозащиты у них действительно армейского образца. И ты права, раздобыть такие без санкции правительства затруднительно. Я посмотрю, можно ли что-то узнать.
— Думаешь, это ПОН обеспечил «Стражей» всем необходимым и поставил перед ними задачу: напасть на нас? — поворачивается ко мне Спайк.
— Я не знаю, что думать. Может быть. Если «Стражи» действительно поддерживаются ПОНом, то ведь они могут теперь найти нас здесь? Если им известно, что Алекс с нами, то проверка его дома представляется совершенно логическим шагом.
— Даже если это так, я не представляю, как «Стражи» могли проникнуть вглубь карантинных зон, — говорит Алекс. — Преследовать нас здесь полная бессмыслица. Но, возможно, с ПОНом дело обстоит иначе, и они пытаются уничтожить выживших, чтобы покончить с ими же созданной угрозой? Я постараюсь навести справки и узнать о них побольше.
Догадаться, о чем он думает, невозможно: на его лице отстраненно-задумчивое выражение.
Что на самом деле ему известно? Многое ли он знает?
Я закрываю свои мысли. На Шетленды мы с Каем отправились из-за Келли, дочери Алекса. Его второй дочери. Она была одной из подопытных в подземной лаборатории, и именно там ее инфицировали. Как и все мы, Келли выжила. Ее сожгли, и она стала такой, какая есть: невидимой и немой для всех, кроме меня.
Я обвожу взглядом Елену, Беатрис, Спайка. Все собранны, все внимательно смотрят на Алекса, хотят понять и во всем разобраться.
Не допускаю ли я ошибку, умалчивая о Келли, не рассказывая им о ней? И особенно держа ее историю в тайне от Алекса?
Между тем он начинает объяснять то, что ему известно о причинах эпидемии, и рассказывает об ускорителе частиц на Шетлендах. Его взгляд переходит с одного из нас на другого, останавливается на мне, и я вижу в его глазах проблеск узнавания, как будто он знает что-то такое, чего не знаю я.
Когда он спросит, должна ли я сказать?
Может быть. Но пока пусть о Келли не знает никто, кроме тех, кто уже знает.
Потом Алекс предлагает нам еще раз просмотреть всю собранную им информацию об эпидемии и ее распространении, сосредоточившись на том, что более всего интересно каждому, постараться по-новому, креативно, взглянуть на оставшиеся вопросы и тайны и подвести итоги. А потом мы снова соберемся вместе, поделимся открытиями и обсудим итоги.
Что я сама больше всего хотела бы знать?
Как влияет на людей антиматерия? Почему люди заболевают? Что с ними происходит? Может быть, если я буду знать ответы на эти вопросы, то смогу понять, что в нас происходит по-разному? Я читаю и читаю все, что попадается под руку, и все, что есть по этой теме у Алекса, — в интернете и библиотеке.
В конце концов я прихожу к двум выводам.
В том, что люди умирают, есть свой смысл.
В том, что мы выжили, смысла нет. Никакого.
Снова и снова меня влечет самое-самое большое и самое-самое маленькое. Уверена, ответ где-то там, за пределами обычного восприятия.
В конце концов, мы ненормальные.
9
Когда мы снова собираемся вместе, я едва ли не разрываюсь от желания высказаться.
— Можно мне первой?
Алекс кивает.
— Я думала о том, что происходит с людьми, когда они заболевают. Материя и антиматерия сосуществовать не могут, так что когда человек инфицируется антиматерией, она распространяется по всему организму. При встрече частицы антиматерии с частицей материи они взрываются и взаимоуничтожаются. Так продолжается до тех пор, пока от антиматерии не остается ничего. Но человек к тому времени умирает.
Таким образом, непонятными остаются два пункта. Если по смерти человека антиматерия уничтожается, то с чего вообще возникает эпидемия? Логично предположить, что она должна прекратиться, когда антиматерия расходуется полностью и заканчивается. И второй пункт: как выжившие, вроде нас, проходят это состояние? Почему мы не умираем?