Столько еще вопросов без ответов, и они не дают мне покоя.
Что такое Келли? Она не может быть просто темным облаком антиматерии, потому что в этом случае все, с чем она вступала бы в контакт, взрывалось, и в конце концов от самой Келли ничего бы не осталось.
Как и я, она была выжившей и состояла из материи со спрятанной внутри антиматерией.
Ее сожгли. Я стараюсь не вспоминать, как сама едва не погибла в огне, не вспоминать боль от ожогов. Гоню это воспоминания прочь.
В том пламени, которое уничтожило Келли, выжить не могло ничто. Ее пепел сгребли и унесли — она сама рассказала нам об этом. Если ничто физическое не могло уцелеть в огне, что же тогда Келли?
Может быть… некая форма энергии? Большинство людей не видят ее, потому что она — темная энергия, видеть которую дано только выжившим.
Но тогда как эта темная энергия вызывает у людей заболевание, столь схожее с тем, которое развивается при контакте с антиматерией? Наблюдая за Келли в течение некоторого времени, я не заметила в ней никаких изменений, а значит, то, что вызывало болезнь у людей, никаким образом не меняло ее саму. Стоп, минутку. Что-то здесь напоминает катализатор, о котором нам рассказывали на уроках химии: катализаторы ускоряют реакции, но сами остаются неизменными.
Может быть, в людях есть нечто такое, что, при наличии нужного катализатора, способно производить антиматерию. И тогда антиматерия, в свою очередь, вызывает заболевание.
А ведь проще так, чем с помощью ускорителя частиц, верно?
В любом случае из всех безумных идей эта явно предпочтительнее других. Зачем эволюции потребовалось создавать нечто встроенное в систему и способное уничтожить едва ли не все человечество? Такое впечатление, что люди запрограммированы на самоуничтожение.
Все, кроме выживших, которые заболевают, но не умирают. Почему?
Я постоянно, как уже говорила раньше, мысленно возвращаюсь к тому времени, когда материя взяла верх над антиматерией: к большому взрыву. Какая-то связь должна быть; я в этом уверена.
Может быть, после большого взрыва что-то защитило материю от антиматерии, как защищает теперь антиматерию внутри выживших. Что-то темное, похожее на барьер, который я ощущала в себе…
Темная материя.
Может быть, именно темная материя не позволила большому взрыву уничтожить вселенную; схожим образом темная материя не позволяет выжившим умереть. И если Келли состоит из темной энергии, то, может быть, это и есть то, что остается после уничтожения материи, антиматерии и темной материи.
Еще один пункт в списке того, чего я не понимаю: когда база ВВС подверглась нападению, многие выжившие погибли, сгорев в огне «Стражей». Если бы тогда возникли новые Келли, мы бы знали об этом. Я, наверное, их бы не заметила, потому что сама была при смерти, но другие непременно увидели бы и услышали. Почему то, что случилось с Келли, не случилось с ними? Было ли в Келли что-то особенное, благодаря чему она стала уникальным явлением?
Морщу лоб и качаю больной головой. Так нестерпимо хочется рассказать всем о своих выводах относительно случившегося. Может быть, они помогут сложить оставшиеся детали мозаики. А если спуститься, найти Алекса и разбудить других? Но Алекс только что узнал о смерти дочери. Он и раньше скрывал свои чувства; его нужно оставить в покое, дать возможность самому разобраться с тем, что с ней случилось.
Это может подождать до утра. Я закрываю глаза, обнимаю Чемберлена и наконец засыпаю под успокаивающее урчание.
13
Спускаюсь утром на завтрак — Алекса нет. Елена сообщает, что он ушел куда-то рано и сказал, что вернется поздно вечером сегодня или даже завтра. Нам надлежит оставаться на месте и ждать. Никаких вопросов она ему не задавала и потому теряется, когда я спрашиваю: ждать чего? Куда мы потом отправимся? И куда в конце концов ушел Алекс?
Никто, похоже, не беспокоится, что его здесь нет, что он ушел, ничего не объяснив, не рассказав никому о своей дочери. Может быть, Алекс просто не желает или не готов признать, что это Келли, куда бы ни пошла, несет с собой смерть.
После полудня мы отправляемся заниматься исследованиями, читать и думать, — каждый в своем уголке. Я тоже, только вот сосредоточиться никак не могу. Чувствую, что-то здесь не так, и где-то глубоко засело смутное ощущение надвигающейся беды, причем оно связано как-то с молчанием Алекса, его сокрытием чего-то критически важного, его молчанием.