Мы возвращаемся к байку, садимся и подъезжаем к легковушке.
— Давай посмотрим, не получится ли слить немного бензина. У нас горючего на донышке.
Вынимаю шланг, отвинчиваю крышку топливного бака.
Заправляем байк, поднимаем шлагбаум и проезжаем. Вот так, легко и просто — мы в карантинной зоне. Неподалеку от блокпоста огромная костровая яма — кости и жуткий запах, забыть который будет непросто. Вонь от кучи тел, которые должны были сгореть, но вместо этого остались гнить под солнцем.
Уезжаем как можно скорее — прочь, подальше от этого места, — но ужас не кончается. Они повсюду, тела.
Подъезжаем к Ньюкаслу, моему родному городу. Здесь ли еще мама? Может быть, когда найдем Шэй, попробуем отыскать и ее.
В деревушке за городом Келли находит пустые дома, те, где нет мертвецов, и мы вламываемся сначала в один, потом в другой, находим консервы, полуфабрикаты в пакетах, горючее. В домах нет электричества, а у водопроводной воды странный запах, так что мы запасаемся бутилированной.
Наконец добираемся до Хексхема. Находим еще один пустой дом и останавливаемся на ночь.
11
КЕЛЛИ
Солнце уже взошло, когда Кай и Фрейя выходят из дома.
— Что дальше? — спрашивает она.
— Давай посмотрим. Где-то в нескольких часах езды отсюда есть дом, который нам нужно найти, — говорит Кай.
А я там бывала? — спрашиваю я, и Фрейя передает мой вопрос Каю.
— Да, — отвечает Кай. — И даже, наверное, после меня.
— Ты знаешь, где он? — спрашивает Фрейя.
Не знаю. Не помню.
Фрейя вздыхает и смотрит на Кая.
— Ты можешь определить, куда нам все-таки ехать? По-моему, раньше у тебя были какие-то мысли на этот счет.
— Надеялся, что вспомню, когда буду ближе, но не получилось. Сказать по правде, времени прошло много. Но я точно помню, что однажды мы ездили оттуда в Хексхем за покупками. Туда и обратно уложились в один день, так что в любом случае отсюда не больше нескольких часов. Но в каком направлении, не помню.
Келли, покажи мне, как выглядит тот дом, говорит Фрейя.
Но я не помню.
Фрейя ненадолго задумывается.
— Кай, можешь показать, как выглядит тот дом? Келли говорит, что не помнит. Ты покажешь мне, я покажу ей, и тогда мы разделимся и поищем.
— Как мне это сделать?
— Пусти меня в свой разум и представь дом. Я увижу и передам картинку ей.
Мы с Фрейей устанавливаем связь. Кай колеблется, но потом присоединяется к нам. Мысленный контакт ему не по вкусу, хотя я и не знаю почему, ведь этот способ намного легче. Особенно для меня. Мы почти слышим друг друга.
Брат показывает нам красивый и большой дом на окруженном полями участке; беседку, оранжерею, амбар, еще какие-то строения и вдалеке — лес. Потом мы видим улицу, но не так четко, без деталей, потому что ее Кай помнит плохо. Соседей нет, других построек тоже.
На заброшенной станции техобслуживания находим какие-то карты. Кай внимательно изучает их и говорит:
— Отсюда есть шесть возможных направлений. Одно из них мы уже отбросили по пути сюда.
— Почему бы не проверить по два направления сразу? — предлагает Фрейя. — Одно берем мы вдвоем, другое — Келли. Потом возвращаемся сюда и проходим еще два. Можно поискать дом или что-то еще, что покажется знакомым, и проверить, нет ли выживших.
Я изучаю карту, и мы отправляемся на разведку.
12
ШЭЙ
Ждем почти до заката, надеясь, что обнаружить нас в длинных тенях сумерек будет труднее.
Мы со Спайком выскальзываем через боковую дверь, скрытую от солдат оранжереей, и медленно, осторожно пробираемся вдоль нее. Потом, пригнувшись, бежим по высокой траве мимо кустиков и запущенных цветочных клумб — к лесу. Все согласились с тем, что мне нужно идти в первой паре, поскольку я единственная, кому случалось убивать, кто определенно знает, как это делается, и кто не остановится, даже если при мысли об убийстве к горлу подкатит тошнотворный кислый комок. Елена и Беатрис ждут в доме и удерживают рвущегося последовать за нами Чемберлена. Если все пойдет хорошо, они выйдут за нами через несколько секунд.
Здесь ничего и никого, ты меня не видишь… здесь ничего и никого, ты меня не видишь… Мы твердим эту мантру снова и снова, одновременно блокируя то, что чувствуем на самом деле: страх перед солдатами, который так силен, что даже ноги подкашиваются и мысли расползаются. Но еще сильнее ужас перед тем, что нам, возможно, придется сделать, если нас обнаружат.