– Но это весьма сомнительно, – продолжил Ангус. – Второе предположение: купол обладает некоторой плотностью сигнала. И чем меньше радиус купола, тем плотнее, насыщеннее он становится.
Гордон поднес руку к подбородку и посмотрел на число «100», прикрепленное к границе купола с внутренней стороны.
– Док, – позвал он, – а можно еще раз уменьшить радиус?
Ангус без лишних слов выполнил просьбу, уменьшив радиус до 70. Цвет полусферы вновь начал становится глубже, а вместе с ним и корпуса базы стали ярче, чтобы их можно было разглядеть под темнеющим куполом.
– Что это за единицы? – спросил Айзек. – Это метры, футы, или какие-то иные условные единицы?
– Это метры, – ответил Ангус. – На голограмме единицы измерения не отображаются, но они указаны на панели управления.
Радиус уменьшился до 50. Купол теперь был насыщенного синего цвета, и это казалось странным, но он воспринимался по-другому. Казалось, что он действительно стал мощнее.
– Это минимальное значение, – Ангус вновь поправил очки. – Дальнейшее уменьшение радиуса невозможно.
И он вновь увеличил радиус до ста метров. Когда цвет купола вновь стал едва синеватым, Эмилия облегченно выдохнула, будто избавившись от какого-то гнетущего чувства.
– Мне одной казалось, что этот синий купол как-то… давил, чтоли? – спросила она.
Барни переглянулся с Райтновом и пожал плечами.
– Наверное, так и должно быть, – сказал Алекс. – Более насыщенный цвет предполагает большую силу. В любом случае, на нас он не подействует, так что переживать не стоит.
– Да, наверно, – согласилась Эмилия.
Ангус продолжал что-то изучать на дисплее и на какое-то время ушел из реальности, забыв о существовании остальных, которые, тем не менее, терпеливо ждали его выхода из нирваны.
– Тут есть еще одна метрика, но она чисто отладочная, – наконец сказал он. – Это что-то вроде автоматической непрерывной самодиагностики. Например, сейчас поле полностью исправно и функционирует как положено. С момента включения поля сегодня днем прошло уже несколько часов, и за это время ни разу не было просадки. – Он обвел взглядом остальных. – Думаю, это хорошо.
Барни слегка улыбнулся. Он тоже думал, что это хорошо.
Доктор нажал еще что-то на дисплее, и рядом с куполом, теперь уже с внешней его стороны, начала отображаться еще одна голограмма, гораздо меньших размеров. Она представляла из себя простой график, состоящий из двух осей: время по горизонтали и процент работоспособности по вертикали. График был горизонтальный и держался на уровне ста процентов без колебаний. Это были те самые отладочные данные. Айзек сделал шаг назад, потому что вертикальная ось проходила параллельно его ноге в паре сантиметров от нее.
– Вот так выглядит этот график, – заключил Ангус, а затем немного подумал и выключил его проекцию.
– Нет-нет, погоди, – остановил его Гордон. – Пускай это тоже останется здесь. Будет неплохо всегда иметь эти данные перед глазами, особенно когда до темноты остается не так много времени.
Ангус посмотрел на него, потом на то место, где только что была проекция, а затем согласно кивнул и вернул ее. Действительно, лучше иметь все доступные данные под рукой, тем более, когда они совершенно не мешают.
Райтнов глянул на часы – было девять вечера ровно. Солнце скроется за горизонтом где-то через час, о чем он и уведомил товарищей.
– Значит, и до появления титанов около часа, – сказал Барни. – Можно пока позаниматься своими делами.
А затем он принял упор лежа и начал отжиматься. Отжался около десяти раз, прежде чем поднял глаза и понял, что на него никто не смотрит.
– Ладно, – сказал он, поднимаясь. – Пойду пороюсь в своей рабочей станции, вдруг тоже найду что-то интересное.
– Я с тобой, – сказал Айзек. – Если можно, конечно.
– Само собой. Даже если там есть что-то личное, вряд ли я сам это пойму, так что мне нечего скрывать.
Вместе они подошли к месту, за которым Барни когда-то работал. Он приложил палец к сканеру и сел на стул. «Привет, Барни!», – на секунду отобразилась надпись и уступила место рабочему столу.
– Пойду налью себе чаю, – сказал Райтнов, направляясь к выходу из командного пункта. – А заодно возьму что-нибудь пожевать нашему товарищу в карцере.
Про Джо, который был туда сослан за свое плохое поведение, все напрочь забыли.