Тот декабрьский вечер, когда Коля и Сольвейг к своему изумлению и ужасу увидели в магазине женской одежды Олега и двух ходивших с ним новеньких женщин, обоими вспоминался отрывочно и сумбурно, словно сквозь пелену тумана. Помнилась метель, злая, совсем не московская. Почему-то они не зажгли верхний свет, а сидели рядышком в полумраке, создаваемом неярко горевшим бра. И искрящиеся грани стопок на столе. Коля сумбурно, перескакивая с одного на другое, рассказывал об Олеге, а Сольвейг слушала. А дальше полный провал.
Утром оба были несказанно удивлены, проснувшись голыми в объятьях друг друга. Проснулись одновременно, словно по команде, удивились, но, почему-то, ничуть не смутились. Лежали и, тихо улыбаясь, смотрели друг на друга. Вздохнув, Коля вылез из постели, натянул трико, взял со стола мобильник, набрал номер Арнольда.
- Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети, - ответил ему механический голос.
Коля набрал номер Мити Буркина. Тот же ответ. Маши Северовой. И она вне досягаемости. Он положил телефон на стол, вздохнул. Оставался только номер самого Олега, но набрать его было выше сил.
- Коля, а ты веришь в Черных Туристов? – тихо проговорила Сольвейг.
Коля обернулся. Девушка сидела на кровати обнаженная и испуганно смотрела на него.
- Трудно сказать. Как-то раз мы, собравшись командой, заговорили о Левкиных россказнях. Олег слушал нас и молчал. А потом вдруг рассказал случившееся с ним на Хамар-Дабане в двухтысячном, когда он вообще один ходил. Оказывается, переправляясь через реку, Олег повредил ногу. Еле выполз на берег, потом с трудом, подтягиваясь на руках, заполз на крутояр. Показалось ему, что перелом: к ноге не притронуться, больно и горит вся. Если перелом, то все, кранты, надежда только на чудо. Полусижу, говорит, запрятав ноги в спальник, палатку поставить не могу. Смеркается уже. И вдруг примечаю метрах в пятидесяти идущую по склону отрога темную фигуру. Крикнул, ответа нет. Идет спокойно, размеренно, за плечами рюкзак. Мы давай расспрашивать, кто это был. Не знаю, сказал Олег. Может, какой турист не захотел связываться, а может браконьер или контрабандист, места-то приграничные. А этим встреча со мной ни к чему.
- А потом что было с Олегом?
- Говорит, что и не заметил, как задремал. А к утру опухоль на ноге спала, и жар утих. Кое-как мог идти. Конечно, маршрут побоку, пошел самым оптимальным путем к жилью.
- Может, это все-таки был Черный Турист, решивший сделать доброе дело?
- Может быть.
- Ой, Коля, тебя не смущает, что я сижу неодетая? – робко спросила Сольвейг, вдруг осознав, что впервые в жизни она спала в одной постели с мужчиной. И сейчас сидит совсем голая, не испытывая не только потребности, но и желания хоть как-то прикрыть свою наготу.
- Что ты, мне так приятна твоя доверчивость и искренность, - улыбнулся Коля. – Сейчас завтракать будем.
- Хочешь, я приготовлю завтрак?
- Давай вместе.
Минут через десять они вместе уплетали яичницу с колбасой прямо со сковородки, смущенно улыбаясь друг другу.
- Коля, а ты не женат? – скорее, утвердительно, нежели вопросительно сказала Сольвейг.
- Был.
- Разошлись?
- Можно сказать, и так. Она уезжала с родителями в Израиль, ну, а я там был не нужен. Мне тесть так и сказал: зачем нам в Израиле русский зять с российским юридическим образованием. Да и кем я тогда был? Двадцать пять лет, менеджер по продажам. Это через два года я попал в представительство японской фирмы, быстро освоился… Ой, тебе же надо позвонить.
- Некому мне звонить.
- Как некому?
- Да вот так. Отца своего я не знала, старшая сестра с семьей сейчас живет в Штатах и маму туда перетащила. Со мной, неудачницей, и знаться не хотят. Коля, а твои родители живы?
- Живы, да только я им чужой.
- Как чужой?
- А вот так. У отца и матери свои семьи, новые дети. Меня чуть в детдом не упекли, спасибо, тетя, мамина младшая сестра, отстояла. Она же заставила в Университет поступить.
- Сироты мы с тобой, - грустно улыбнулась Сольвейг. – Коля, а тетя с тобой живет?
- Нет, под Москвой. У нее там свой домик. А эта квартира так и осталась напоминанием о дурацкой женитьбе.
Коля взял мобильник и вновь принялся звонить.
- Не доступен… Не доступен… Не доступен, - равнодушно отвечал ему механический голос.
- Что за напасть. Даже, кажется, что это мы недоступны. У тебя красивое имя…
- Я сама себя так назвала.
- Как это?
- Вообще-то меня Серафимой назвали. Это имя я ненавидела, особенно уменьшительные – Сима, Фима. Когда меня так в классе называли, я аж зверела. И вот, когда пришло время получать паспорт, я твердо решила сменить имя. И загодя выбрала его. Песня Сольвейг. Эта музыка всегда трогала меня до слез…
- И меня, - смущенно признался Коля.
- Потом только сообразила, как нелепо звучит Сольвейг Васильевна Шуткина.
- А ты будь просто Сольвейг.
Девушка кивнула головой, улыбнулась.
- А как ты вообще на нашу тусовку попала?
- Подруга привела. Мы с ней утром встречались, заговорились. Юля вдруг спохватилась, что на электричку опаздывает. И меня потащила: мол, договорим. Вот так я и пришла первый раз на тусовку, одетая по-городскому. Хорошо, что туфли на низком каблуке были. Растерянная была. Но понравилось. Стала ходить. А спустя два года набралась наглости и попросилась в вашу Команду.