— Кариша!
Голос поразил громом. Застыли все трое. Карина почувствовала необъяснимый страх. Ещё больший, чем от того, как на неё смотрела сестра и как вцепилась в куртку. Начала вспоминать.
Кузнецов буквально потерялся. Голова вмиг опустела. Все планы рухнули в одну секунду, надежды стали пылью. Кузнецов попытался спрятаться за спину крупного зеваки, но не успел.
— Какого? — пробасил голос. — Как ты узнал про это место? Выходит, тогда мою жену напугал ты, а не Давид?.. С…ка!
— Папа… — заплакала Карина. — Папа! Это был он… — посмотрела в глаза сестре. — Наташа, тот день… Наташа…
Наталья её отпустила:
— Что ты несёшь?
Карина плакала, опускаясь на колени, не в силах произнести ни слова.
Фурский потянулся за пистолетом.
— Стой, Кузнецов, это же был ты! Стой, а то буду стрелять!
Умереть здесь, при таком количестве свидетелей, от руки Нулевого он не рассчитывал. Посмотрел на Фурского, и его обуял страх. Жизнь висела на волоске. Он действительно мог сейчас умереть. Глаза напротив горели огнём. Они прожигали до самых костей. Кузнецов перестал пятиться. Замер.
Прохожих как смыло с моста. Крики, страх. Но кто-то всё же стал набирать полицию.
— Отец, нельзя! — закричала Наталья. — Нельзя!
— Папа… — плакала Карина, — мама…
Фурский наставил пистолет на Кузнецова.
— Нельзя! — Наталья бросилась к отцу.
— Наташа, стой! — Карина поднялась с колен и загородила сестру.
— Убью!
Прозвучал выстрел.
— Кариша? Ангел мой?
Наталья попятилась, глотая слёзы обиды и ненависти. На сестру ей было плевать. Она ринулась прочь, не волнуясь, не оборачиваясь. Она должна была себя спасти.
— Кариша? — Фурский не мог поверить своим глазам. Это было хуже кошмара. Это было как в тот самый день. — Кариша! Кариша-а-а! — заорал Олег. Карина упала. Он не мог признать случившегося. Это было так глупо. Так… неправдоподобно. Он готов был убить Наташу, лишь бы она ушла с дороги. Но любимую дочь… Нет. Нет. НЕТ!!!
Он кричал.
Совсем близко завизжали мигалки. Фурский в ужасе смотрел на Каришу. Она судорожно глотала воздух. Кровь вытекала из раны в груди.
— Ты выживешь, слышишь? — пообещал он, пытаясь поймать её расфокусированный взгляд. — Выживешь. Тебе вовремя окажут помощь и спасут. Но я… я не могу сесть в тюрьму. Я ещё не закончил. Прости…
Он бежал. Он никогда в жизни так быстро не бегал. Оказавшись в машине, едва перевёл дух. Болело горло, лёгкие. Болело сердце. Тряслись руки, ноги. Дрожали губы.
— Что-то случилось? — поинтересовался водитель.
— Сматываемся. Живо! — велел Фурский.
Автомобиль рванул с места.
Чем дальше они отъезжали от моста, тем хладнокровнее становился Олег. Он должен был взять себя в руки, чтобы спастись, чтобы позднее навестить своего ангела в больнице.
Чтобы вытрясти правду из Кузнецова.
Ему нужна была помощь.
— К Светилову.
Водитель кивнул.
Глава 38
Профессор был вне себя. Прежний скандал замять удалось довольно скоро. Но в этот раз дело обстояло куда серьёзнее. Мало того, что журналистка успела слить информацию о его делах в Сеть, так ещё его источники сообщили об этом слишком поздно. Что за кретины с ним работают?! Почему всё пошло наперекосяк?
Он злился, исходил гневом, бил главного помощника. Это он не сумел вовремя остановить наплыв СМИ. Ну и что, что у полиции были свои связи с журналистами? У него они тоже были!
Светилов не мог поверить в такую подлянку. Сафьялова, а это она песочила его деятельность во время своей карьеры, умудрилась нарыть то, что он считал давно захороненным. И как после этого доверять кому-либо из своего окружения?! Он ещё после истории с владельцем старинного дома и его внучки ясно дал понять своим: делишки прикрыть, работать тихо, не вызывать подозрений. Всё, что может впоследствии стать угрозой для него, надёжно спрятать. Так надёжно, чтобы это никогда не всплыло! И что? Оно всплыло!
А помощник молил о пощаде, ныл от боли. Светилов от этого бесился лишь сильнее. Из-за придурка вся карьера теперь была под угрозой. Всё нажитое непосильным трудом могло исчезнуть. Он мог лишиться богатства, а значит власти. А если власти, то остаться никем! Нет. Он не мог этого позволить. Последний раз ударил помощника. Тот, всё ещё укрываясь от сильных кулаков, заплакал. Светилов поморщился. На лице отражалось отвращение.