— Вы что-нибудь знаете о них?
— Человек, умерший от аллергии, был одним из этих психов. Я читал записи в его телефоне.
— И что там было?
— Переписка соседей.
— Снова соседи.
— Вы уже слышали о них?
— Да. О чём была переписка?
— Умерший писал, что Третья — лот. Благодарил за ночь.
— Это может означать, что угодно.
— Может. Только Третья прислала что лот он, Четвёртый. И это было за полчаса до того, как нашли тело. Совпадение? Не знаю. Я уверен лишь в одном: дело мутное скверное. Лезть туда, значит, играть со смертью.
— Это могла быть шутка.
— Могла, — не стал спорить Колосов. — Но в телефоне были правила некой Игры. Лучше бы я их не видел.
— Дедушка! — донеслось издалека.
Вениамин Игоревич помахал близнецам, повернулся к Александре.
— Мы с вами не говорили, Саша. И я очень надеюсь, вы забудете про всю эту историю.
— Мне нужны эти правила. Я уверена, они у вас сохранились.
Перед встречей детектив пробила по старым каналам информацию о следователе. Он оказался занятным специалистом, раскрывшим немало громких дел. Сложных. Головоломных. Таких, за какие бралась сама Александра.
Вениамин Игоревич вздохнул. Кивнул:
— Хорошо. Я пришлю их вечером. Дайте ваш номер.
Она продиктовала, и Колосов поспешил за внуками. А детектив осталась. Она смотрела вслед исчезающим силуэтам и думала о соседях.
По дороге домой Александра несколько раз звонила на фирму Фурских, но ей снова и снова отвечали, что ничем помочь не могут, а затем и вовсе перестали брать трубку. Выглядело всё это очень и очень подозрительно. Оказавшись в квартире, Селивёрстова первым делом сменила бежевые носки на более вдохновляющие. Сегодня этим цветом стал зелёный и его оттенок — спелое яблоко. Мысли невольно вернулись к семье Нильских, покружили вокруг Ники. Она тоже любила зелёный. Она им болела.
И что-то скрывала.
Селивёрстова вспомнила попытку Максима заговорить, руку его жены в останавливающем жесте. Эмоции, рвущиеся наружу, перемежающиеся с тишиной и раздумьями. Ясно увидела спину Раисы Павловны.
Они все что-то скрывали.
Александра прошла на кухню и стала рыться в многочисленных пакетиках с чаем, выбирая тот единственный, подходящий аромат.
Были ли подруги действительно так близки? И не был ли больше, чем другом, Нильский для убитой? Александра не верила в чистую дружбу между мужчиной и женщиной. Подумала о Бризе. Они были друзьями. Давними верными. Но их дружба называлась таковой, а на деле являла собой нечто гораздо более личное. Почти интимное. Они были одним целым. После отпуска, проведённого в тиши, в дали от склок, проблем и смертей, они стали ещё ближе. Александра всё чаще замечала в себе импульсы позвонить, увидеться, поговорить. Просто оказаться рядом.
С Ваней было легко, приятно и надёжно. С Бризом она почти не боялась быть собой. Какие-то моменты оставались, за пару месяцев и даже лет невозможно полностью переделать себя, избавиться от страхов, комплексов и чувств к другому, но Саша точно знала: Бриз, тот, кто сможет ей помочь. В его глазах она видела себя. Исцелённую.
Грусть не вовремя коснулась сердца и сразу залегла где-то на дне. Думать о Диме не хотелось. Боль всё ещё была с Сашей. И желание исцелиться его любовью тоже (читайте «Полярные чувства»).
Александра задумалась. Мог ли Максим быть для Лары тем самым светлым и надёжным мужчиной? Не любовником, не мужем, но, возможно, больше, чем другом. Могла ли Лара быть частью треугольника? Или треугольника не было? Почему такая странная дружба выдержала испытание временем? Что их держало сплочёнными? Какие тайны берегли Нильские о Ларе? Или они прятали собственные секреты?
Взгляд остановился на пакетике с чёрным индийским и кусочками вишни.
Сколько тайн ей придётся открыть прежде, чем покажется правда?
Александра поставила воду, насыпала заварку и в ожидании чая, схватила листы. Они всегда лежали под рукой. Как и её тайная страсть, носки, о которой, наверное, догадывался Бриз, кипа бумаги поджидала в разных уголках квартиры. Листы были на кухонном подоконнике, прятались в шкафчике с крупами, стояли между классикой детектива и современными яркими сюжетами звучных авторов. Они поджидали в спальне на тумбочке, у зеркала в коридоре. Мысль могла прийти внезапно, стукнув во время снятия пальто, перед сном или в нём; шандарахнув, когда сонные руки намазывали батон маслом. И Александре обязательно нужно было записать свои впечатления, эмоции, чувства, догадки. Ни с чем не связанные образы. Так работал её мозг. Так она раскрывала преступления. А помогал ей цвет и тысячи оттенков, углубляющие характер подозреваемых и свидетелей. Добавляющие событиям резкости и подчёркивающие детали, невидимые обычным глазом.