Выбрать главу

— Пожёстче?

— Вы меня слушаете? — парень повторил свой монолог.

Учитель опомнился:

— Тебе, Гриша, не нравится произведение?

— Я пытаюсь посмотреть на произведение другим взглядом. А то все восхищаются книгой, восхищаются, а по мне так это мутотень. Так что да, мне оно не нравится.

Второй поднялся и машинально схватил портфель. Первый в мыслях издал свой последний хрип. Застёжка щёлкнула с такой силой, что сильно ударила по пальцу. Глаза учителя наполнились влагой. Перед внутренним взором пролетел ремень в материнских руках. Она не любила «Преступление и наказание». Она не разрешала его читать, потому что считала пустым произведением, не способным научить борьбе, необходимой в жизни. Раскольников сдался. И мама всегда боялась, что её сын тоже сдастся под напором жизненных обстоятельств. Или совести. Она не любила совесть. Поэтому совести у неё не было. И признаваться в этом она не стеснялась. Второй читал книгу украдкой, пряча её за порошками в ванной комнате, потому что все прочие места мама проверяла. Так что говорить о Раскольникове с классом было настоящим счастьем.

— Я не знаю, каким скудным умом надо обладать, — медленно и тихо начал Второй, отгоняя назойливую грусть прошлого и щёлкая застёжкой, — раз ты говоришь такие вещи про великое произведение. Раскольников — ярчайший персонаж всех времён. Он не просто персонаж, он герой любого времени, потому что сумел возвыситься над серостью и обыденностью, над стадом овец, называемых людьми. Он сумел сделать то, на что требуется сила, а она, увы, имеется далеко не у каждого. Ты очень и очень глупый, Гриша, если не способен понять написанного сквозь строки. «Преступление и наказание» — это история не об убийстве и его последствиях. Это история о том, как одиноко быть настоящим, а не притворщиком, как все.

Класс поразила тишина. Она была настолько плотной, что, казалось, позаимствуй у Раскольникова топор, и тот разрубит тишину, как дрова на щепки. Второй почувствовал себя Богом. Ему нравилось видеть восхищение, смешанное с испугом на юных лицах. Он хотел бы, чтобы сейчас здесь была мама. Произведённым эффектом она была бы довольна.

Прозвенел звонок, но никто не сдвинулся с места. Второй сообщил о завершении урока. Неуверенно школьники начали собираться. Тот самый парень, поднявший такую смуту в душе учителя, вышел из кабинета, даже не обернувшись. Никто не произнёс ни слова, не попрощался с любимым учителем. Это задело Второго. А в конце дня для беседы позвал директор.

Второй ненавидел, когда его учили как преподавать собственный предмет. Виноватый во всех бедах Первый мысленно умер ещё раз.

Застёжка на портфеле щёлкала и щёлкала.

Дома встретила мама. Она снова играла недовольством, используя обидные слова. В общем, была не в духе. Поэтому Второй, тоже не в настроении, не стал рассказывать о донесении учеников. Сел обедать, громко щёлкнув застёжкой. Пальцу вновь стало больно.

Суп был невкусным, болтовня мамы однообразной и грубой, её желание получить деньги выбешивало до зубовного скрежета.

А потом она спросила про тему урока, и пришлось сообщить о книге. Мама брызгала слюной, злилась. Он попытался объяснить свою точку зрения. Мама ударила его портфелем, взяв тот в комнате. Сказала, что жалеет о том, что родила такого глупого сына. Заговорила об отце.

Он ненавидел отца и сказал об этом. Ему показалось, что мама смеётся.

Удар в живот, ногами по рёбрам.

Душа в миг наполнилась тьмой. Из неё показались лица людей, что когда-то смеялись над Вторым. Мальчишки из детства, не признававшие его слабости, одноклассники, забиравшие очки, девчонки, не воспринимавшие всерьёз неумелые ухаживания. Первая любовь, что сравнила его с верблюдом после поцелуя. Все они давились хохотом, наблюдая за тем, как очередной человек унижает Мишу.

Пальцы потянулись к шее и начали давить. Мама закатила глаза, хватая ртом воздух. Мама умерла.

— Не огорчай меня, сын. Закрыли тему. И ешь давай. Я зря что ли, суп грела? — Мать отхлебнула из ложки.

Второй очнулся. Опустил взгляд на пол. Там лежал призрак матери, а сама она, живая, невредимая и очень недовольная сидела за столом.

Второй быстро покончил с едой и ушёл в свою комнату. Какое-то время готовился к уроку, но потом литература, облепленная, словно ядовитыми пауками, мыслями об Игре и проклятом Первом, потонула в раздражении и злости. Они вытеснили все сюжеты и всех героев. Недовольный бубнёж мамы под телевизор лишь ускорил процесс.