Угроза уверенного голоса, будто Резников знал больше, чем кто-либо из присутствующих, ввела семью в ступор. Александра, воспользовавшись моментом, продолжила давить на ослабшие позиции.
— Они играют не первый год, имеют опыт и неслабый арсенал причин, по которым убивают. Не знаю их конкретных мотивов, но предполагаю, они не столь важны. Игра идёт на деньги. Огромные деньги. Перед хрустящими купюрами, способными обеспечить чем угодно, меркнут любые обстоятельства. Алчность, азарт, жажда крови — это основной набор Соседей. Остановятся ли они перед чем-либо на пути к богатству? Нет. Пожалеют ли кого-то, достигая цели? Нет. Соседи видят лишь одно — человеческую жизнь, как преграду, и сейчас преграда для них — вы.
Нику ощутимо пробрал озноб. Манина обняла себя за плечи. Максим не отводил глаз от пола.
— Хотите закончить, как Давид или Лара? Пожалуйста. — Александра развернулась в сторону выхода. Ей надоел этот спектакль. Иван сделал тоже.
— Стойте! — окрикнул Максим, когда напарники подошли к двери. — Вы правы. В покое они нас не оставят, пока мы хоть что-то знаем. Но скажите, вы можете гарантировать нам безопасность?
Александра задумалась. Однозначного ответа у неё не было.
— Есть не только Соседи, — продолжил Максим, — но и журналисты. Они уничтожат нашу семью, если всё начнётся.
— Начнётся что?
— Повторное расследование.
Детектив нахмурилась, припоминая фразу Нильского:
«Со стороны происходящее выглядит подозрительно, я знаю, сталкивался с подобным, но поверьте, мы хотели всего лишь немного забыться и побыть вдали от города».
— В вашей семье были преступники?
Вопрос прозвучал раскатом грома. Семья, оглушённая цепочкой из пяти слов, застыла.
Александра попала в цель.
Максим первый собрался с силами и решительными шагами приблизился к детективу. Игнорируя вопрос, он ответил совсем о другом:
— Давид Альбертович расспрашивал о яде, пытаясь выведать, кому мой дел продал рецепт.
— Что?! Почему ты не рассказывал?
— Ника, я не хотел. Твой отец выпил. Я не думал, что это серьёзно.
— Мерзавец, — прошипела Манина, — какой же ты, Давид, мерзавец.
Максим перевёл взгляд с жены на Александру:
— Мой дед не был убийцей, не подумайте. Он бы и крысу не убил. Он их боялся. Его вынудили, понимаете? Он потом всю жизнь жалел о случившемся.
— О чём жалел? — сухо поинтересовалась детектив, уставшая от выпадающих скелетов.
— О чёртовой сделке.
Ночь подкралась незаметно, только Алисе Сафьяловой не было до этого никакого дела. Сыновья давно спали, убаюканные сладким какао и материнским чтением, а ей было не до сна. Документы, сложенные стопкой, пугали однозначностью последствий: опасность, вот чем грозила помощь Селивёрстовой. Но иначе Алиса поступить не могла.
Свет ночника ленивой змейкой тянулся из-под приоткрытой двери. Мальчишки всё ещё боялись темноты, и Алиса их понимала. Она бы никому и никогда не призналась, но пугающие образы, тени мрачных дней, идущих после убийства мужа, тревожили и её. Дети знали из правды лишь малость: папа погиб в автомобильной аварии, но даже этого хватило для череды кошмаров, продолжавшихся до сих пор. Алиса же знала всё: аварию подстроили. Не случай и не коварство судьбы лишили её дорогого человека — руки, жестокие, кровожадные. Руки бизнесмена, плюющего на жизни простых людей.
Алиса заглянула в комнату, и от сердца отлегло. Мысли, что однажды она точно так же зайдёт проверить мальчиков и обнаружит пустые кровати, кусались образами один другого страшнее. Как журналистка не пыталась, но даже со смертью убийцы мужа и сестры, спокойствие не пришло. Оно являлось призраком, маячило перед глазами, но оставалось ненадолго.
Мальчишек обнимал Морфей. Он дарил хорошие сны, и дети, совершенно умиротворённые, с радостью принимали его дары.
Алиса улыбнулась сове-ночнику, любимому светилу ребят, и вышла из комнаты. Какие существа только не поселялись в детской: мишки, собачки, черепахи и даже слоны. Но прижилась только сова. В детстве Алиса тоже любила сов. Потом охладела.
Хотела бы она вновь стать маленькой девчонкой и не знать потерь, разочарований. Не обладать той информацией, которая сейчас была на руках. Все мрачные секреты, жестокие тайны хранились здесь, на обычной бумаге. Принтер продолжал ронять на пол новые листы, а Сафьялова — мечтать о душевном спокойствии. Быть может, когда история с Караэсом останется позади, и жертвы от смертельного укола прекратятся, она тоже прекратит страдать виной за слишком громкие дела и необдуманные поступки, за чересчур громкие заявления и поспешные разоблачения? Она остановила предостаточно уродов, но сколькими судьбами пожертвовала? И на чьей стороне перевес: добра или зла? Журналистка рада была бы ответить однозначно, но увы, совесть не позволяла.