Перед тем как пойти в общежитие, Никита заглянул в медпункт. Дежурная фельдшерица заклеила ссадину пластырем. Молча. Не впервой у нее такая работа по ночам.
Никита пошел к морю. Из головы никак не шли бредовые выкрики Васи. У Фелюжьего носа опустился на корточки, долго глядел на именослов, высверленный в железе. Потом перевел взгляд на море. Оно было тихим. И вот в самой глубине этой огромной тишины загорелся костер. Так ало и дружно горит только сметанная скирда новой соломы. И горело в море так же недолго. Неужели сейнер? Но тут же Никита понял, что Это ночной мираж. Но мираж, снова затревожило душу, из ничего не бывает... Значит, где-то сгорело... Вороной вспомнил, что на той стороне залива — автострада. Возможно, автомобиль, авария... Нет, отмахнулся Никита от мрачных картин воображения. За автострадой поля. Видно, сгорела скирда... Где-то за горизонтом в небо воткнулся луч мощного прожектора. Казалось, что свет бьет из самой пучины. Вроде из-под воды. Даже немного жутковато стало от этого зрелища. Луч погас. Никита поднялся и пошел восвояси. Завтра предстоял нелегкий день.
Долго стучался в общежитие. Дежурная, узнав Никиту, ворчать не перестала. Поглядывала на его лицо со значением. Наконец не выдержала. В спину уходящему по лестнице на свой этаж бросила:
— Жинка приехала из командировки, ждет с вечера, а его носит где-то...
Дверь, едва Никита звякнул ключами, отворилась.
— Что с тобой, Китушка? — Марина испуганно прикоснулась к наклейке на лице мужа.
— В темноте ударился, наткнулся на сук.
— Обманываешь... — Марина вздохнула, улыбнулась, пытаясь скрыть беспокойство. — Загулял, мой милый... Так мне, старой, и надо...
— Давай-ка позавтракаем, — предложил Никита. — Спать некогда. Скоро на работу.
В МОРЕ
Давно Жменя к сетям не шастал. Руснак знает: давно уж. Евграф ночи напролет глаз не смыкал, стерег момент, когда же сосед на разбой пойдет. Все иначе теперь меж ними. Жменя больше не бахвалится, — неуловим. Достал его Руснак и жестоко наказал. Чуть Жменя жизнью не поплатился. Не может теперь Жменя, черным оком на хату Руснака кося, сказать обидное в адрес рыбинспектора. Отплатить хочет Жменя Руснаку, а как сделать это, не придумал пока. Ничего, что-нибудь придумается, жизнь подскажет. От оконца не отходит Жменя. Знает он Руснака. По одной походке определяет, пойдет ли старый ночью берегом Досхия слушать море. Пойдет — обязательно наслушает каина. Не Жменю — так другого. Вынюхает старый, по следам на песке вызнает: есть в море разбой.
Не рано и не поздно в этот вечер прошел Руснак через двор. Походка не боевая. Слабо как-то руками машет. Видать, совсем не то настроение у старого.
Прежняя сеть поистрепалась. Новую достал Жменя. И цветом подходящую, и ячеею что надо. Рыба да снасть — нелегкая ноша. Самому не справиться.
Жена как чувствовала, что без нее не обойтись мужику. Тот едва рот открыл, чтобы позвать ее на срезку, согласилась. Легли с вечера пораньше, чтобы до первых петухов выйти. Ночь начиналась подходящая. Шторм затихнет к утру. Обнимая задубевшими, покрученными ревматизмом руками тяжело дышащую подругу жизни, аханщик, чтобы не молчать, обронил: «Осенеет...» Жена тоже, чтобы не молчать, возразила: «Бабье лето, не забудь...» Аханщик хрипло хохотнул, хрустко прижал к себе жену и вдруг обеспокоился, разъял руки и отвалился навзничь. «Ты чего это, Жменя?» — приподнялась на локоть Санька. «Что-то сердце затрепеталось», — ответил он устало. «Говорю тебе, брось дымарить. Какие твои годы! Внуки скоро пойдут, поберегся бы...» Жена протяжно зевнула и стала умащиваться на правый бок. «Ты дочку поздравила?» — подал голос Жменя. «А как же, еще третьего дня». — «Сколь перевела? — Жменя поднялся, всматриваясь в лицо жены. — Чи ты спишь?» — «Почти что...» — зыбко ответила жена. «Я говорю, сколько перевела дочке?» — «Пятьсот». Жменя снова лег на спину. Мало. «Она же просила тысячу». — «Успеется. Пусть сживутся как надо. Что-то не шибко зять нас празднует. Так и глядит, так и зырит глазами, словно уполномоченный... Поживем — побачим. Я и так им с новогодья кажный месяц не меньше сотенной посылала... И куда они те деньги девают?» — «Так они же студенты, на учебу идут деньги», — пробормотал Жменя. «Учение у нас бесплатное», — не сдавалась Санька. «Кому бесплатное, а кому и подплачивать приходится. Теперь каждый подработать не против». — «Не‑е. Наша всегда училась самостоятельно». — «То в школе, а у техникуме, может, и не поспевает. Что равняешь деревенскую девочку с городскими пронырами...» Санька тяжко зевнула и спросила протяжно: «Ну что, спать будем?» Жменя не ответил. Он уже спал, беззвучно дыша. Он всегда спешил уснуть раньше жены, потому что Санька особенно с вечера сильно храпела.