— Эх, Аэль, я там чудеса ловкости показываю, а ты здесь болтаешь, будто в дороге не наговорилась, — притворно огорчился эмъен.
— Нет, это я здесь стою, жду незнамо кого, а ты кулаками машешь, словно тебе мало было, — ответила Аэльга, подбоченившись.
Скрипка сладко заплакала.
— Шли бы вы танцевать уже, а? — подтолкнула Суна обоих в сторону, где, обнявшись, то ли танцевали, то ли засыпали на ходу несколько пар.
Аллард сделал вид, что задумался.
— Ну, я не знаю, я так боюсь, что кто-то отдавит мне ноги, — протянул он. Аэль пожала плечами и отвернулась.
— Идем, — крепко ухватил Аллард Аэль за руку. Та не сопротивлялась.
Эльфика поглядела вслед подруге и улыбнулась. "Ты — гарантия его безопасности", — прошептала она еле слышно и, развернувшись, медленно побрела к дому Чибана.
" Пожалуйста, пусть Аллард и Аэлька останутся живы. Пожалуйста, дай мне силы защитить их. Я больше не Целитель — так дай мне возможность узнать, что такое быть настоящим Хранителем. Я боюсь смерти, мне так хочется, чтобы все это закончилось, но если ради их счастья кто-то должен отказаться от себя — пусть это буду я", — беззвучно просила девушка, отмеряя шаг за шагом. Край облака на несколько секунд закрыл луну, и показалось, будто она согласно подмигнула эльфийке. Пахло холодом — не ночным, когда утром солнце снова прогреет землю, а тем, что пришел надолго и основательно подготовился ко времени своего правления. Суна остановилась и посмотрела на чернеющие на горизонте жирные изломанные хребты гор. Где-то там заканчивалась первая часть их пути, где-то там притаилось предсказание, и там ждала их Милари. Столько времени ждала, удерживая в своих руках бег времени. Замершая история, неоконченная легенда…
"А что, если Хранители мертвы? — подумала вдруг девушка, чувствуя, как бешенно заколотилось сердце и от страха закололо кончики пальцев. — Кто тогда защитит тиа, если я погибну?".
В спину ударил ледяной ветер, осуждающе, угрожающе заскрипели кривые ветви ссутулившихся деревьев — как ты смеешь думать о таком, где твоя вера, Хранитель?
— Милари, мне страшно, — жалобно прошептала эльфийка. — Я совсем запуталась, я всего лишь Суна Ноэйл, стою тут посреди дороги, в темноте, все веселятся где-то там, а мне плохо — хоть засыпай и не просыпайся, пока все не закончится.
Небо постепенно почернело и очертания домов впереди исчезли, Амарисуна резко обернулась, но костров позади тоже не было, как будто чья-то рука внезапно стерла картинку, оставив лишь непроглядную ночь вокруг. Над горными пиками сверкнула разлапистая молния, на несколько секунд выхватив из темноты несколько деревьев и деревянный бок избы за ними. Суна прислушалась, но грома не было, да и время гроз, да дождей уже прошло.
Снова полыхнула молния, за ней еще одна, и все это в полной тишине, нарушаемой лишь свистом ветра. Луна так и не вынырнула из-за туч, но небо меняло свой цвет, с черного на синий с серебристыми разводами, и опять на черный, стоило молнии исчезнуть.
Кто-то положил руку на плечо эльфийке, она повернулась, но за спиной никого не было.
"Читай", — шепнул голос. Амарисуна замерла в ужасе.
"Слушай и смотри", — прошелестел ветер. Молния разрезала небо прямо над головой, и девушка ясно увидела ее — женщину, сжимающую в руках меч, она стояла совсем близко, протяни руку — и коснешься края рубашки с выцвевшим рисунком.
Темнота и вновь вспышка, ветер надрывается, ревет, плачет, темнота — и вновь вспышка.
Клинок кажется таким холодным, будто выточенным изо льда, а рукоять припорошена снегом.
"Здравствуй, Амарисуна".
Она знает эту женщину, это усталое лицо, неправильные, немного резкие черты, эти упрямо поджатые губы. Она всю свою жизнь ждала только ее, чтобы, наконец, осознать себя, понять, кем является на самом деле. Память предков, незавершенная история, мать и дочь, часть рода, что незримо хранил их от бед и направлял. Те, кто знал, в чем сила и предназначение каждого из них.
Суна закрыла глаза и разрыдалась.
— Милари, тиа…
"Вылитая Ориэн Ноэйл", — рассмеялся кто-то впереди.
Что?
Их действительно было пятеро — измученных, изможденных, но не отказавших себе в удовольствии улыбнуться Хранителей. Двое эльфов и три эльфийки. Честь и гордость всего рода, забытые, преданные, но все еще охраняющие свою тиа.
Суне показалось, что она стала невесомой.
— Как мы могли отказаться от вас? Кто сказал нам забыть?!
"Потом, Амарисуна, все потом. Правда открылась, Амарг не успел ее спрятать", — отвечает Милари, и голос ее успокаивает, обещает, что все закончится хорошо.
— Амарг?
"Они искали меня. Они искали свитки, в которых записано, какие земли и чей род стали предателями. Кто помог сочинить Закон, который сделал вас неспособными к сопротивлению. Кто подписался под соглашением".
— Тиа…
"Читай, Хранительница. Времени мало, Амарг знает, где спрятан Силель. Война уже началась".
У Амарисуны подогнулись ноги, и она без сил опустилась на землю.
Хранители начали таять, растворяясь в воздухе. Блеснуло лезвие меча.
"Читай, Суна", — истончилась до тени фигура Милари. "Торопитесь".
Там, далеко, кто-то произнес слова древнего заклинания, и эльфийка, закрыв глаза, подхватила их, и с каждым звуком, каждым слогом, все менялось. Выплескивалась одна сила и на ее место приходила другая, вольготно располагалась в теле, смешивалась с кровью, обостряла восприятие, меняла, подчиняла, подчинялась.
— Санаи! Залум! Анейра! Паташи, пата-ши, нейя! Пата-ши!
… заклинание Хранителей, дарованное Первыми. Зов к Мессайе, просьба. Каждый Хранитель может и убивать, и исцелять, но нельзя жить или вести бой, обладая взаимоисключающими силами. Тот, кто выбирает бой — вычерпывает источник целительства внутри себя. Время Целительницы прошло. Хранительница Ноэйл вернулась.
Зал был темен, только молнии сверкали где-то на горизонте, и ощущение беды — непоправимой, страшной сжимало сердце. Прольется кровь, земли сгорят, и порядок вещей никогда не будет прежним. Кто сказал, откуда эти мысли? Ветер ли принес, или приснилось…
Андагриэль медленно подошла к распахнутому окну и выглянула в сад.
Ветер бушевал, бился о стены, гнул деревья, ломал засохшие стебли цветов, но внутрь дворца отчего-то не смел забраться. Вестник холодов из чужих земель.
Долетел ли шэт'та? Не упустили ли они свой последний шанс, так долго тянув время, опасаясь, раздумывая, расспрашивая?
Запертая комната покойной матери, свиток в изголовьи кровати.
Почему, почему она слушалась свою тоску и не заходила туда раньше?
Молния прочертила узор в небе рядом со стенами.
Вестник должен был долететь.
Мориан, когда моя мать умерла, меня не покидало ощущение, что она не успела мне что-то сказать. Много лет я не заходила в ее комнату, приказав запереть покои. Много лет мысль о том, что осталось что-то недосказанное пугала меня. Я боялась, потому что предчувствие грядущих несчастий значило, что мирной жизни придет конец. Лжи, что окружает нас, придет конец, мы поймем, что наш тщательно оберегаемый покой — не что иное, как трусость… я не знала наверняка, но чувствовала.
Раз вспышка, два вспышка, три вспышка… пусть все спят, я не хочу, чтобы моя тревога передалась им.
Мориан, ты должен получить послание.
Столько дней прошло — я не могу спать по ночам. Я думаю, думаю и думаю. И почему-то так часто вспоминаю Суну. Присмотрись к ней, Мориан. Мне снилось, что она держала тебя за руку, когда никого вокруг уже не осталось.
Мориан, тиа Килуэрна, Суарэна и Вендориана заключили с Правителем эмъенов соглашение в той войне. Именно они придумали существующий Закон, зная, что его соблюдение ослабит нас настолько, что мы проиграем в новой войне. Взамен их потомкам была обещена неприкосновенность.
Мориан, тиа Умбариэля, Фонтоара, Лучиэня и Ундана на нашей стороне. Они согласны собрать силы, возобновить обучение воинов и открыто выступить за отмену Закона.