Священник, которого они уговорили зайти в гости, был, кажется, нетрезв, но добросовестно прочитал молитву густым басом, подымил кадилом и обрызгал стены святой водой.
— Сами-то крещеные? — спросил он обуваясь.
— Да, — сказал Дэн.
— Нет, — сказала Лена.
Священник только головой покачал и вышел.
Ночью Лена проснулась от того, что ее толкнули. Открыв глаза, она обнаружила, что на животе у нее кто-то сидит, и руки этого существа давят на грудь.
— Креста-то нет, — прошептала тварь. — Хорошо, когда креста нет, а то руки жжет, терпеть моченьки нету. А без креста — одно удовольствие. Спи, Леночка, сладко спи.
Давление на грудь усилилось. Лена хватала ртом воздух, пытаясь вдохнуть. Глаза начали закатываться. Из последних сил Лена подняла левую руку, махнула наугад и попала во что-то мягкое и теплое. Дэн!
— А? — заворчал спросонок тот. — Чё? А-а-а, ты кто?!
Тварь повернула к нему голову и зашипела, как тысяча разъяренных кошек. Дэн завизжал, скатился с кровати, пополз к балкону. Тварь спрыгнула с Лены и… исчезла.
С громким хрипом-стоном Лена вдохнула. Легкие болели, мучительно расправлялась грудная клетка.
Дэн запустил бутылкой в выключатель. Бутылка разбилась, но свет загорелся. В комнате никого не было, кроме Дэна и Лены.
— Ленка? — прошептал Дэн. — Ты, это… Седая совсем.
Лена не ответила. Трясясь и кашляя, она училась заново дышать.
— Алло, баб Шура, это Лена!
— Леночка?! Ай ты, золотко моё! Я уж думала, позабыла старушку.
— Да ну, что ты, баб Шура. Слушай, а помнишь, ты говорила, что в деревне ведуньей была?
Баба Шура приехала в обед. Одобрительно поцокала языком, глядя на Лену, убравшую волосы под платок. Похмурилась, глядя на Дэна. Выпила три кружки чая, непрестанно болтая о всякой ерунде вроде пенсии и президента. Лена и Дэн терпеливо ждали. Наконец, баба Шура взялась за дело. Потребовала поставить табурет посреди комнаты, а на него — таз с водой. Над этим тазом она и склонилась, что-то бурча себе под нос и помахивая руками.
Дэн и Лена сидели на кровати, обнявшись.
— Сейчас она этой кошке драной хвост прищемит, — шептала Лена. — Баба Шура — сила! Она в деревне раз из парня одного беса выгнала, ей папка его, священник местный, в ножки кланялся!
Лену трясло от ярости. Она хотела верить, что от ярости. Сегодня ее выгнали с работы за то, что она не могла пробить ни одного товара — руки дрожали.
«Спи, Леночка, сладко спи», — слышала она, стоило только прикрыть глаза. И тут же наваливался страшный сонный паралич.
Баба Шура замолчала, вглядываясь в таз. Медленно распрямилась. Еще медленнее повернулась. В ее бледном лице не осталось ни капли доброжелательности, когда она смотрела на свою правнучку.
— Баб Шура?..
— Ты кому дорогу перешла? — прошептала старушка. — Ты зачем меня сюда звала?! Уйди! — крикнула она, отпрянув от вставшей Лены. — Не тронь меня! Вся ты скверной пропитана, мне и за год теперь не отмыться, не очиститься…
Баба Шура бросилась в прихожую, крестясь и читая молитвы.
Выходной выдался тихим и солнечным. Егор наслаждался семейной прогулкой. Вера толкала по двору коляску и улыбалась, глядя на спящего Сереженьку.
У подъезда остановился грузовик. Егор, прищурившись, наблюдал, как снуют взад-вперед какие-то люди, вынося из подъезда мебель. В числе прочего — огромные колонки.
— Соседи сверху переезжают, — сказал Егор. — Слава богу.
Девушка с платком на голове села на скамейку, да так и сидела, ссутулившись, потерянная, грустная.
— Жалко их, — вырвалось у Егора. — Непутевые, конечно, но что-то уж совсем — как на кладбище собрались.
Девушка уронила лицо в ладони, плечи затряслись. Один из суетящихся парней подскочил к ней, приобнял. Они о чем-то заговорили, Егору почудилось слово «помойка», произнесенное дрожащим женским голосом. Парень закивал, соглашаясь.
— Ничего, — промурлыкала Вера. — Всё у них образуется.
И, развернув коляску, она пошла в другую сторону, напевая свою чудну́ю колыбельную:
Они обошли вокруг дома. Грузовик исчез — видно не так много вещей было у соседей. Возле мусорных баков Егор заметил две колонки и лежащий на них усилитель, разбитый ударом чего-то тяжелого.
Октябрь 2018 г.