— Не позволю! — перебил его Серго. — Приходят, хамят, угрожают… Ты представляешь, Михаил, они говорили, что хотят лишить меня ежеутренних штруделей!
— Возмутительно! — улыбаясь, поддержал его Дашков. — А кофе с перцем? А возможность почитать поучительные книги?
— Какие штрудели, какие книги? Вы что издеваетесь? — прорвало одного из сыновей, кажется, Штефана.
— Свежие, восхитительно свежие штрудели, милейший, — ехидно ответил Дашков. — А что, у вас монополия на оскорбления?
— Какие оскорбления? Вы о чём? — пошёл тот на попятную.
— Угрожать моему другу! — рубанул Багратион. — По-моему, это — оскорбление меня любимого!
Старый граф поднял руки вверх:
— Стоп, господа, стоп! Это всё какое-то громадное недоразумение. Мои попытки спасти от дуэли моего сына, уж простите старика, вылились в это вот позорище. Сыновья — молчать! От лица рода Тышздецких я приношу свои искренние извинения его сиятельству Дашкову, его сиятельству Багратиону и их другу, господину Коршунову. Искренне надеюсь, что эта нелепость будет забыта…
Михаил и Серго переглянулись.
— Мы принимаем ваши извинения, граф, — церемонно ответил Багратион. — Надеюсь, в дальнейшем подобного не повторится, да?
— Конечно. Я сам прослежу за этим, — ответил старший Тышздецкий, но вот взгляды, что он кидал на нас, говорили о крайнем бешенстве.
Ну взгляды на ворота́не липнут…
— Не смеем вас более задерживать, господа, — изысканно поклонился Дашков. — Нас, некоторым образом, ждут дела. Негоже опаздывать, когда речь идёт о вопросах чести.
22. МОЖЕТ, ХВАТИТ УЖЕ?
КОМУ — БОЙ, КОМУ — РАЗВЛЕЧЕНИЯ
— Но вы же сказали, что извинения приняты? — граф исказился лицом.
— Ваши извинения — да, — согласился Дашков. — Но Сигизмунд ничего о нашем разговоре не знает и ждёт в означенном месте. За сим разрешите откланяться.
Серго, Михаил и я в сопровождении троих пятикурсников с боевого быстрым шагом направились к выходу.
Они идут за нами.
Пусть идут куда хотят. На это нам наплевать.
У главного входа в университет нас ждало четыре «Клопика». В одном сидел Хаген, в остальные должны были запрыгнуть мы. Небольшая заминка произошла, когда Дашков несколько стеснённо сказал:
— Господа, я не умею управлять этой техникой.
— Тогда вы на заднюю подножку, я пилотом, — предложил ему один из пятикурсников, остальные также разобрались по подножкам, и мы двинулись вперёд. Если пешочком — далековато, так-то.
Планировать встречу непосредственно у ворот секунданты сочли чреватым, и Серго предложил место в некотором отдалении (примерно там, где мы на мальчишнике кабанов ловили — или они нас?). Но для этого требовалось изрядно углубиться в лес. Пешком но́ги бить я не больно-то хотел, поэтому и предложил воспользоваться малыми шагоходами. Но, судя по протоптанной в снегу широченной тропе, несколько сотен человек впереди нас к месту дуэли сегодня прошли, презрев все неудобства. Надеюсь, они хотя бы не вознамерились превратить просмотр дуэли в пикник?
Судя по запахам — таки вознамерились.
Сверившись со звериным чутьём, я убедился — да. По лесу тянуло дымком костров, жареными сосисками и этой белой штукой на палочке, которую девчонки любят.
Салом?
Да каким уж салом! М-м-м… Зефирки или как их? Сладкие шарики, над огнём обжаривают.
Сладкое тоже неплохо.
Я подумал, что думаю я вовсе не о том, о чём стоило бы думать — и тут нашему взгляду открылась поляна, вокруг которой под сенью сосен стояли большие и малые группы, развлекающие себя в меру своей фантазии каждая.
А вон и Юсупова, между прочим.
Да уж вижу. Устроилась — чисто королевишна. Кресло раскладное с накинутой белой шкурой…
Козьей, — поморщился Зверь.
Но намёк-то явно на нас. Секи, брат. Люди запахов не чуют, а на цвет очень даже реагируют. Покрась эту козу пятнышками — половина будут думать, что шкуру барс носил.
Да ну⁈
Точно тебе говорю.
Неужели она слиняла, чтоб развлечение себе организовать?
Она — вряд ли. Кто-то другой постарался. Глянь: столик, подогретое вино, закуски всякие…
Шагоходы бодро протопали по краю определённой под дуэль площадки и свернули направо, на свободный пятачок, с которого уже махали руками Иван, Петя и ещё несколько малознакомых мне человек. Полагать надо, Великий князь озаботился группой поддержки на случай превращения дуэли в локальную войнушку.
На противоположном краю поляны стоял Тышздецкий со своими секундантами. Злости в нём не уменьшилось ни на грамм. Скорее, она только сильнее начала выпирать изо всех щелей.
— Илья, пора, — сказал Серго.
Дуэль-то на саблях. Раздеваться надо. И даже теплом себя не окутаешь — применение магии запрещено. Впрочем, у меня нынче с холодом весьма специфические взаимоотношения. Главное — в голове тумблер переключить.
— Условия примирения? — напряжённо спросил Дашков.
— Примирение нам нежелательно, — холодно ответил я. — Впрочем, если он публично извинится, покинет университет и удалится в своё имение — возможно.
Поди-ка предложи это поляку! Как бы голову говорящему не откусил.
Подошёл Иван:
— Коршун, Тышздецкий требует подвижной дуэли…
— Да и хрен с ним, пусть бегает, мне без разницы. Границу только чётко обозначьте.
— Это будет, — заверил Иван, и словно в ответ на его слова посреди поляны засветилось ярко-оранжевое кольцо метров двадцати в поперечнике.
Скинул я китель, рубашку, в «Клопика» кинул. Медальон да часы Серго вручил. Подошёл к светящейся границе с наградной саблей. Напротив Тышздецкий встал.
Из круга зрителей вынырнул знакомый по прошлому году артефактник Голубев в своих зеленоватых очочках, осмотрел оружие, во всеуслышанье объявил об отсутствии амулетных и заклинательных усилинов и вообще какой бы то ни было магии. Кстати, светящаяся граница круга — скорее всего, его работа. Он же в прошлом году шаги фиксировал.
В центре сошлись секунданты. И тут…
Тышздецкий папаша добежал.
Да уж. Как бы он нам всю малину не испортил.
— Господа! Господа, я прошу остановить дуэль! — прокричал Тышздецкий-старший, врываясь в круг.
— Отец⁈ — Сигизмунд явно был не очень рад этому явлению. — Зачем вы?..
Вокруг поляны уже стоял плотный круг зевак — когда ещё такое увидишь! Над толпой висел лёгкий гул, но кто-то заботливый усиливал голоса, чтобы слышно было всем.
— Молчи!.. С тобой мы после поговорим!.. — Тышздецкий-старший дышал прерывисто. Видно, действительно бежал всю дорогу. — Господа!.. Я прошу!.. Я уже го… ворил это в ун… университете… — он с трудом налаживал дыхание, — и снова повторю!!! Я как глава рода приношу свои глубочайшие из… винения сотнику Илье Коршунову! Наш род готов выплатить компенсацию в счёт понесённого им ущ… ущерба.
Но тут Миша Дашков не сплоховал.
— От имени сотника Ильи Коршунова заявляю, что примирение возможно лишь в случае, если граф Сигизмунд Тышздецкий лично принесёт публичные извинения, отчислится из Новосибирского магического университета и удалится к себе в имение.
— Отец, я на это не пойду! — выкрикнул Сигизмунд и покраснел. Причём покраснел пятнами. Там, где на голове и теле сохранилась старая кожа — тёмно-багровым, а на восстановленных участках — ярким-ярким, чуть не малиновым.
Элечка Юсупова засмеялась так громко, что некоторые в кругу вздрогнули. А она заливисто хохотала и показывала в сторону Сигизмунда ополовиненным бокалом:
— Как пятнистый поросёнок!
— Отец, вы слышали⁈ — Сигизмунд был вне себя. — Я и так уже ославлен! Выйдите из круга, иначе я вызову и вас тоже!
Тышздецкий-старший уходить не желал. Он кричал, плевался, младшие сыновья и его поверенный кричали тоже. Не вполне понятно было, на что они напирают, но, похоже, поляки сильно хотели, чтобы все присутствующие от их невмерной важности в обморок попадали. Странное желание, учитывая, что тут в кого ни плюнь — то граф, то князь, а то и не просто князь, а светлейший или владетельный, не говоря уже о Соколове, например. Университет-то элитный. Таких стипендиатов как я по пальцам пересчитать можно.