Выбрать главу

А дальше была работа. Много работы. Горячие точки. Подальше от того места, которое Ральф когда-то считал домом. Кровь. Много крови. Теперь уже ничего не имело значения — хотел умереть. Но не мог, слишком совершенной была броня, слишком продуманы механизмы. Медали, очередные звания — всё шло своим чередом, не имея значения. Будто действительно погиб — в момент, когда тот, кого он любил больше жизни, не успел договорить фразу. Ральф ушёл. Просто ушёл, чтобы не услышать. А больше и правда не жил. Ибо незачем.

Нет страха смерти — рассудок всегда трезв и рационален, даже посреди пекла. Идеальный солдат. Наряду с большинством — за какие-то десять лет почти все военные стали киборгами. И если в верхушке можно было встретить обычного человека, то «на земле» место людей заменили полуроботы. Это правильно — они ведь пуленепробиваемые, бесчувственные не-люди. Их сложнее убить, у них по большей части нет семьи и привязанностей.

Ральф, получая майорские нашивки, вдруг осознал, насколько всё изменилось. Будто вынырнул из пелены сна — когда чувства надёжно спрятаны за бронированными щитками и сверхпроводящими волокнами. Он прозрел — может, слишком поздно, а может, вовремя, чтобы понять: не одна Мэри не видит в них, киборгах, людей. Пуленепробиваемое хладнокровное пушечное мясо, обязанное служить государству по гроб жизни — пенсию бионикам уже отменили. А что, если бы не операция, то они бы давно были уже мертвы. И да, кибернетизированный организм почти не старел: регулярное техобслуживание, обновление прошивок и модернизация «железа» делали его практически вечным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Это был один из первых звоночков, которые Ральф заметил. Дальше — больше, с каждым днём больше: изменения законодательства, отдельные районы проживания, ношение специальных браслетов, обозначавших статус не-человека, опасливые взгляды людей, когда они замечали «метку»… Близких друзей Ральф не заводил, но внезапно вместе с другими киборгами ощутил неведомое доселе единство. Такое бывает, когда изгоям просто не оставляют иного выбора, кроме как встать спиной к спине, чтобы защищаться.

— Слышали, Эпсилона-159 гауссовкой расстреляли? — в людной, но донельзя упорядоченной казарме, которая служила домом Ральфу и десяткам других «вечных солдат», новости разносились со скоростью звука.

— За что?

— Сына хотел увидеть, три года только звонил, а тут решил встретиться, ну тот и вызвал полицию, — сказал сержант Дельта-413 — теперь у них не было имён. Ральф и от своего был готов отказаться — зачем оно? — да звание не позволяло.

— А просто задержать? — спросил он для поддержания разговора.

— Зачем? Объявили, что это сбой алгоритмов, подлежит ликвидации, — хмыкнул Эпсилон и отправился в душ. Да, бионическое тело не требовало этой гигиенической процедуры, но мозг получал от неё несказанное удовольствие.

И тут Ральф окончательно убедился — никто не видит в них людей. Ни Мэри, которая смотрела с ужасом, ни полицейские, которые вместо того, чтобы разобраться в ситуации, приняли решение уничтожить киборга.

Без прав, но с обязанностями. Не роботы, но уже и не люди. Им не положено чувствовать. Вот только как избавиться от того, что жжёт механическое нутро и рвётся наружу? Боль, разочарование, отчаяние.

Дни сменялись днями, а Ральф видел всё больше. И всё большая в его механическом сердце поселялась решимость. Нужно было менять порядок вещей, пока не стало слишком поздно. Или уже поздно? Стало поздно, когда он подписал те грёбаные бумаги и перестал быть человеком, а что после — не так уж и важно…

Первыми повстанцы взяли под контроль объекты, на которых создавались киборги. Что учёные могли противопоставить практически неуязвимым суперсолдатам? Изначально проект предполагал автономность каждой боевой единицы, так что волшебного тумблера, способного разом вырубить всех биоников, не существовало. К тому же базы и лаборатории охранялись им же подобными, которым не было чуждо всеобщее настроение. Ральфу навсегда запомнилось их победное шествие по коридорам, подсвеченным слабо-зелёным — здесь, в капсулах, рождались их новые братья и сёстры. Они не будут смотреть с ужасом или брезгливостью — они такие же. Люди.