Естественно, Уоррен пытался провести маму на верхние уровни, к которым у него был допуск, но все его усилия оказались тщетны: из лифта «наверх» выпускали только тех, кого Система наделила этим правом. Остальным выйти не дозволено. А значит, воспользоваться услугами квалифицированных медиков мог только сам Уоррен.
Мамы не стало через пять дней. Пять дней отчаяния. Пять дней разочарования. Уоррен ненавидел Систему всем сердцем, но был не в силах что-либо исправить. Учился, переехал на сто девяносто третий уровень. Но глаза как будто заново раскрылись: теперь он видел, что все вокруг — винтики в огромном, безобразном и совершенно лишённом гуманности механизме. Который перемелет каждого, кто несогласен с его порядками. А несогласных оказалось немало — не бесправные жители «низов», нет, они не обладали никакой способностью что-либо изменить, речь шла о тех, кто жил на средних уровнях — имел образование, профессию и относительно гарантированное будущее, — но не мог смириться с существующей картиной мира. Уоррен не искал встреч специально, всё произошло само собой, и на момент получения пропуска до трёхсотого уровня он уже состоял в подполье.
Партизаны не ставили конкретных целей, не выдвигали лозунгов, скорее они констатировали факт тотальной несправедливости Системы — каждый делился своей историей, своей болью. Как изменить ход маховика, если ты всего лишь песчинка? Правильно, никак. Тем не менее общая беда объединила, позволяя выжить, позволяя сохранить то, что Система ещё не успела забрать у них, — человечность. Ведь близких можно потерять, можно лишиться стабильной работы, допуска к верхним уровням, навеки спустившись на нулевой, — это всё тлен, мишура. Главное у человека всегда остаётся внутри: осознание того, что правильно, а что — чудовищно; чувства, мысли, воспоминания, так несвойственные бездушным однозадачным винтикам. Уоррен понял это, когда слушал печальную песнь страданий очередного неофита.
С Райли познакомился там же: её близкий друг попытался помочь жителям «низа», за что был расстрелян патрульными. Да, ещё один признак беспощадности строя: любое сопротивление жестоко подавлялось, а на место уничтоженной песчинки Система подбирала нового кандидата. Который точно будет ценить своё новое — улучшенное — положение.
Завязалось само собой, закрутилось — в мире людей, обделённых душой, так легко увидеть тех, у кого она действительно есть. Планов опять не строили, хотя с каждым днём, с каждым месяцем и с каждой новой историей начало приходить понимание: пора действовать.
Судя по всему, действовали не только они — то тут, то там гулко бухали хлопки взрывов, а однажды Уоррен даже стал свидетелем, как к поверхности метеором летел сбитый ракетой патрульный аэрокар. Но это не имело смысла — они с Райли понимали: все мелкие укусы только злили зверя, не причиняя ему серьёзного вреда. Нужно было брать выше. Нужно было жалить острее — в самое сердце.
— По нашим данным, главное хранилище Системы находится в здании на пересечении сто сорок седьмой и пятой магистралей, — сообщила Райли на одном из собраний. — Если удастся подобраться к нему, то до запуска резервных мощностей у нас будет где-то полчаса. В этот промежуток Системе будут недоступны базы данных о пропусках. Не знаю, как поведут себя при этом лифты, но мы сможем выиграть время.
— Для чего? — спросил Уоррен, но ответа так и не получил.
Конкретного плана у повстанцев тогда не было. Сама идея о сломе Системы казалась несбыточной, нереальной. Хоть и говорили об этом много. Кто-то во всеуслышание и красноречиво, бросаясь громкими лозунгами, призывая самые лучшие чувства, пронизанные гуманизмом и идеями борьбы за справедливость. Кто-то, как Уоррен, — тихо, у себя дома, рассуждал о будущем долгими вечерами с близким человеком. А кто-то… пошёл и поведал об их группе патрульным, позарившись на обещанный допуск к верхним уровням.
Уоррену тогда повезло, в момент облавы он был на работе. Или не повезло — как тут решить? Патрульные не пожалели никого, несогласных расстреливали без суда, на основании устных угроз Системе. Райли была в числе погибших.
Что оставалось Уоррену? Только спуститься на нулевой уровень — туда, где обитают отщепенцы, где его не могла достать опутанная киберволокном механическая рука Системы. Или не хотела, ведь лишённые допуска наверх люди, по сути, опасности для неё не представляли.