Довольные удачным днем, Сайя и Дрон пообещали завтра сводить мальчишек на большое поле, рядом с крайними рядами ярмарки, где шли представления, дети крутились на каруселях, вращавшихся неведомым образом, продавались сладости и безделушки, среди коих Дрон намеревался найти незамысловатые гостинцы дочерям. А еще там можно было купить чудо. Маги и чародеи всех разновидностей съезжались на ярмарку и продавали свое волшебство, как обычный товар. Правда, не всякому по карману был такой товар, но Гомон, главарь артели древорубов, в прошлом году привез с ярмарки заговоренный топор и теперь не мог на него нарадоваться. Топор был легкий, не тупился, а рубил так, что мужики всей артелью только языком цокали. Или вот Ивар - сын мельника, за баснословные деньги купил у мага сапоги, так им сносу нет, и ногам в них легко и удобно, кто бы ни надел. Зимой - тепло, летом - не жарко. Вся деревня уж перемерила те сапоги, и каждому они были впору. А попытались раз их украсть, так уже к вечеру вор сам явился с повинной, слезно умоляя снять с него проклятую обувь, которая немилосердно давила и стерла пятки до крови. Рассказывали и о других диковинках, как например, волшебный кошель, в котором каждую ночь появлялась золотая монета, или узорчатое полотенце, на котором вытканы были невиданные яства, дескать, поутру эти яства становились настоящими, и так каждый день. Но мало кто верил в эти россказни, больше смеялись.
Изнывающие от нетерпения перед завтрашним днем, Кир и Ганька решили лечь пораньше, но тут к хозяевам пришли гости.
- Вот он, Анхель-то, - подпихнул Сайя в бок Кира. В комнату, где все ужинали, вошел человек, молодой, но с глубокими морщинами на переносице и у рта. Было такое ощущение, что он напряженно думает о чем-то. И глаза какие-то... ищущие. Обежали всех присутствующих, остановились на Кире, лицо изменилось. Мужчина вздрогнул и направился к мальчику. Все замерли.
- Откуда? Чей? - тревожно вопросил он.
- Со мной приехал. А чей - сам не ведает. Не помнит ни отца, ни матери, - отозвался дядя Дрон.
- А что помнишь? - присел Анхель перед Киром. - Машины? Компьютер? Газовая плита? Сигареты? Интернет?
Слова вспыхивали в голове Кира яркими образами. При слове "сигареты" появились дрожащие мамины руки, огонек зажигалки, облачко дыма - была громкая страшная ссора с отцом, и мама, смахивая слезы, курила в машине. А притихший Кир сидел рядом. Они навсегда уезжают из дома...
Отец! Он вспомнил отца! Его лицо, голос. А вот имя... опять ничего.
- Кир, Кир! Очнись! Ты что-то вспомнил? - Анхель тряс его за плечи. - Расскажи, что?
Они ушли в другую комнату и долго разговаривали. Сначала Анхель пытал его, заставляя вспоминать прежнюю жизнь. Даже голова разболелась.
- Давай по очереди говорить слова? И свои воспоминания о них, окей?
- Окей, - на автомате ответил Кир. - Школа.
- Институт, - встрепенулся Анхель. Потом зажмурился. - Пары, матан, экзамен, Димон, - торжествующе выдал он. Глаза горели, - ты писать умеешь? И читать?
- Не знаю, не пробовал. Дядя Анхель, - взглянул он в лицо мужчины. - Почему мы не такие как все? Я хочу к маме, я знаю, что жил с мамой в городе, не таком как здесь, другом. Там много высоких домов, много людей, на улицах разноцветные огни.
- Ты не о том спрашиваешь, Кир. Надо задавать другие вопросы: где мы и почему мы здесь?
- А вы знаете?
- Нет, - грустно покачал он головой и улыбнулся. - Счастливому человеку это ни к чему. А я ведь обрел свое счастье. Здесь. Знаешь, брат, какая у меня жена! Свою красавицу ни на что не променяю. Мне было так плохо поначалу, я целыми днями пытался вспомнить, расспрашивал каждого нового человека об этом мире, все хотел найти путь назад. А потом встретил ее. И понял, что мое место здесь. А этот колдун, он только бередит мою душу! - Анхель нахмурился и сжал кулаки. - Ни за что больше не пойду к нему!
Кир неуверенно взглянул в расстроенное и злое лицо мужчины. Чего это он?
- Дядя Анхель...
- Да какой я тебе дядя? Так меня зови, без дяди, и на ты. Тебе лет сколько, не помнишь? Наверное, девять-десять. Ты бы мне в братишки сгодился. Просто тут я с каждым днем стареть начал. Боюсь, моя Лика бросит меня. Больше всего этого боюсь, - мужчина понурился, а потом вскинул голову. - Но ты должен пытаться. Раз свое имя не утратил, значит, есть шанс. Он так говорит.