— Да. — Мой голос звучал не менее ясно и отчетливо, чем голос санитара. — Да, я вас слышу.
Ясно и отчетливо, но лишь внутри моей головы.
Санитар взял меня за руку. Пальцы у него были теплые, сухие и, похоже, сильные.
— Карл, если вы меня слышите, сожмите, пожалуйста, мою руку. Вы можете это сделать? Сожмите как можно сильнее.
— Хорошо, — сказал я.
— Карл, вы можете сжать мою руку?
— Я уже сжимаю.
— Старайтесь изо всех сил.
— Я так и делаю.
— Ну ладно, Карл.
Санитар выпустил мою руку, и она вяло, словно неживая, упала на кровать.
— Ну ладно, Карл, — повторил он более тихим голосом. Больше для себя, чем для меня. — Завтра мы снова попробуем.
Вот так оно бывает во сне.
А затем я проснулся, не впервые за этот сон.
Я сидел на кровати с распахнутым словно в крике ртом, я сплошь промок от пота, точно так же как и в тот, другой раз промок от крови.
Рядом со мной лежала Кэтрин, теперь она тоже села.
— Господи, — сказала Кэтрин, — что с тобой, Карл? — На ее лицо свешивались всклокоченные волосы, а говорила она, как то и бывает со внезапно разбуженным человеком, не отчетливо и чуть запинаясь. — В чем дело? Что с тобой?
— Я в бреду.
— Нет, милый, нет. Ты был в бреду, а теперь ты проснулся. Теперь все хорошо. Видишь, я рядом с тобой.
— Так я не сплю?
— Да нет же, нет.
Кэтрин положила ладонь на мою руку и сжала ее. Я тоже сжал ее руку.
— Мне казалось, — сказал я, — мне казалось, что я…
Я осмотрелся по сторонам. Легкий ветер задувал в открытое окно моей спальни занавески. Теплый ветер, теплая ночь. Будильник на тумбочке показывал три часа ночи. В тусклом свете цифрового дисплея была видна ваза с хризантемами, стоявшая здесь же, рядом.
— Страшный был сон? — спросила Кэтрин. Она уже полностью проснулась, да и я тоже. — Расскажи его мне.
— Страшный сон, жуткий. Мне кажется, что я во сне уже многие дни, а может и месяцы. У меня никогда еще не было подобных снов.
— Расскажи его мне, — повторила Кэтрин. — Тогда он уйдет.
— Трудно это, я не знаю с чего и начать.
— А ты попробуй. — Кэтрин наклонилась и поцеловала меня. — Попробуй, и получится.
— Ну хорошо, — сказал я. — Мне…
Я не закончил фразу.
Когда Кэтрин наклонялась, чтобы поцеловать меня, я уловил запах ее духов, и вместе с этим запахом нахлынуло воспоминание, столь же обрывочное, как и воспоминания о том, как я упал с качелей или клеил велосипедные покрышки. Окно в крошечный клочок момента, не дающее никакой картины того, что происходит по сторонам, никакого контекста. Но зато — дающее в своих пределах нечто четкое, ясно ощутимое.
Так вот что это было за воспоминание: случалось, что Кэтрин работала в моем кабинете, а когда она уходила, оставался запах ее духов. Этот запах погружал меня в сладкие грезы, не давал работать.
Я тоже поцеловал Кэтрин, и она меня поцеловала и подняла руку, чтобы погладить меня по щеке. И тут я резко отстранился.
— Мне грезилось, — сказал я, — что мы с тобой любим друг друга.
— Так это что, и был твой страшный сон?
— Нет. Раньше, на работе, мне случалось рисовать себе в мечтах, что мы с тобой любим друг друга.
— Не понимаю. Ну с какой такой стати ты об этом мечтал?
Порыв ветра разметал занавески, и я увидел в свете уличных фонарей левую щеку и глаз Кэтрин. Она мне улыбалась.
— Вот именно, — повторил я с некоторой осторожностью. — Ну с какой такой стати я об этом мечтал?
— Тебе было мало простой человеческой связи, — рассмеялась Кэтрин. — Хотелось, чтобы как-нибудь эдак, с дрожью и с муками.
— Нет, я мечтал потому, что у нас с тобой не было связи.
— Не понимаю, Карл. — Занавески снова сошлись, и лицо Кэтрин оказалось в глубокой тени, но я знал, что она хмурится. — Я абсолютно не понимаю, о чем это ты. Тебе приснилась какая-то там чертовщина, все в голове перепуталось, а теперь ты и меня начинаешь путать всеми этими…
— А ты вот скажи, — прервал я ее, — почему мы с тобой вместе в постели?
— Почему?
— Мы с тобой что, женаты?
— Нет, мы с тобой не женаты. Мы… ну, просто вместе.
— Вместе.
— Да.
— Наши жизни тесно связаны.
— Да.
Я скорее почувствовал, чем увидел, как она пожала плечами.
— А в чем состоит моя работа?
Кэтрин замялась.
— Чем занимаюсь я в своем кабинете? Это же совсем простой вопрос. Ты моя секретарша и моя подружка. И так, и так ты должна знать, чем я занимаюсь на работе. Так чем же?
Она не ответила.
Я поднял руку и на ощупь включил бра, чтобы увидеть выражение ее лица. Лицо Кэтрин не выражало ровно ничего, и, когда я повторил свой вопрос, она опять ничего не ответила.
— На это потребовалось какое-то время, — сказал я Кэтрин. — Не знаю уж там, большое или маленькое. Но теперь я вроде как начинаю понимать происходящее.
Мы были в ванной. Одетая в одну из моих футболок, Кэтрин сидела на стульчаке унитаза, сжав колени и зябко обхватив себя руками. Я сидел напротив нее на краешке ванной. Между нами на кафельном полу валялась та самая груда окровавленных бинтов.
Я так и не пришел в сознание.
Я помедлил, стараясь хоть как-то упорядочить свои мысли; Кэтрин терпеливо ждала.
— Я ехал домой, в метро меня избили, и я оказался в коме. И так из нее не вышел. Мне только снилось, что я вышел.
— Так это и есть твой страшный сон?
Все это сон, мой страшный сон. Во сне я очнулся, дал показания полицейским, вернулся домой, сходил к Энтони… лежал бок о бок с тобой в постели. А теперь вот сижу напротив тебя в ванной. Но, если по правде… — Я секунду помолчал, подбирая максимально точную формулировку. — Но в действительности ничего этого нет и не было. В действительности я лежу на больничной койке, а рядом на тумбочке стоят цветы, и с них осыпается желтая пыльца, а все остальное мне просто снится. Кэтрин молча кивнула.
— Ну да, ты согласно киваешь, потому что все, что я тут рассказываю, понятно тебе ничуть не хуже, чем мне. И знаешь, почему тебе это понятно? Потому, — продолжил я, не дожидаясь ответа, — что ты не Кэтрин. Я не разговариваю сейчас с Кэтрин, я вижу ее во сне. Фактически я разговариваю сам с собой. — Я улыбнулся ходу своих мыслей, радуясь тому, что все части головоломки постепенно находят свое место. — Ты не знаешь, что у меня за работа просто потому, что я не знаю, что у меня за работа.
— Ну ладно я, — начала Кэтрин, чуть склонив голову набок, — но ты-то, Карл, мог бы и знать, что у тебя за работа. Почему ты этого не знаешь?
— Не знаю, и все тут. Скорее всего, это из-за удара по голове. Я либо потерял память, либо…
По-птичьи наклоненная голова и задумчивое лицо Кэтрин, ее стройные ноги, почти не прикрытые моей футболкой, — все это сильно меня отвлекало, заставляло думать о том, какая она все-таки хорошенькая.
— Я вот тут думаю, — сказал я, — вполне возможно, что сейчас реальная Кэтрин беседует с человеком, сменившим меня в моем кабинете. Посвящает его в детали работы, содержания которой не знаем ни ты, ни я. Если этот человек хоть в чем-то подобен мне, он уже начал грезить тобой. Начал ощущать твой запах, когда тебя уже нет в кабинете.
— Не знаю, почему ты так говоришь, — возмутилась Кэтрин. — Вполне возможно, что реальная Кэтрин сидит сейчас у твоей больничной кровати. Вполне возможно, что она думает о тебе ничуть не меньше, чем ты о ней. И эти цветы на тумбочке — не иначе как она их и принесла.
— Приятная мысль, — сказал я, глядя на нее. — Ты — лучшее, что я увидел в этом сне.
— Спасибо, — бесхитростно улыбнулась она.
— Ну да, — кивнул я, — я как раз вспомнил кое-что еще. Ты всегда умела принимать комплименты.