Существует мнение: если поле боя отдано врагу, значит, сражение считается проигранным, каким бы долгим и упорным оно ни было.
Но, анализируя июльские бои своей армии, Лукин не мог с этим согласиться. Еще Клаузевиц утверждал, что победа заключается не просто в захвате поля сражения, а в физическом разгроме и моральном поражении вооруженных сил противника.
Этого гитлеровцам достичь не удалось. Войска армий, оборонивших Смоленск, хотя и понесли большие потери, но вышли из окружения и сохранили боеспособность. Гитлеровские же армии группы «Центр» завязли в районе Смоленска, сильно истощили свою мощь и уже не могли прямым ходом наступать на Москву, а вынуждены были перейти к обороне — впервые во второй мировой койне. По данным германского генштаба, общие потери в боях под Смоленском достигли четверти миллиона солдат и офицеров. Для того чтобы вести дальнейшее наступление на Москву, фон Боку пришлось вновь подтягивать резервы, а на это надо было время.
В итоге замысел противника использовать танковые войска для помощи группам армий «Юг» и «Север», а наступление на Москву провести одними пехотными дивизиями оказался сорванным. Уже 28 июля главное командование сухопутными войсками Германии вынуждено было отметить в своей директиве: «Наличие крупных людских резервов… дает возможность противнику оказывать упорное сопротивление дальнейшему продвижению немецких войск… Следует рассчитывать на все новые попытки русских атаковать наши открытые фланги»[17]. Гитлеровское командование признало, что применение подвижных соединений на советско-германском фронте подчиняется другим законам, чем в походах немецких войск на Западе.
4 августа Гитлер, выслушав доклад в штабе группы армий «Центр» о больших потерях, особенно в войсках 2-й и 3-й танковых групп, заявил, что если бы он перед войной был в достаточной степени информирован о силе Красной Армии, то «принять решение о необходимости нападения» на СССР было бы ему значительно труднее[18].
Это вынужденное откровение фюрера еще раз доказывает, что Красная Армия, и в частности Западный фронт, на главном — смоленском направлении, несмотря на большие потери, все-таки вынудила гитлеровские войска перейти к обороне.
К первым числам августа противник остановился на рубеже Ярцево, Соловьево, Ельня. Боевые действия продолжались лишь в районе Ельни, где войска 24-й армии по-прежнему контратаковали 10-ю танковую дивизию противника, закрепившуюся на ельнинском плацдарме. Этот плацдарм рассматривался гитлеровцами как удобный исходный район для наступления на Москву.
Поэтому Ставка Верховного Командования развернула на дальних подступах к столице новые резервные формирования. 30 июля войска Фронта резервных армий и Можайской линии обороны были объединены в один Резервный фронт. Командующим войсками этого фронта был назначен генерал Жуков.
Использовали временную передышку и войска, вышедшие с тяжелыми боями из окружения под Смоленском. 20-я армия Лукина занимала оборону на реке Днепр, севернее 16-й армии Рокоссовского. Войска этих армий вели бои разведывательного характера, в первой половине августа даже пытались ликвидировать духовщинскую группировку врага и во взаимодействии с 19-й армией наступать на Смоленск, но существенных результатов не добились.
Немалые трудности испытывал генерал Лукин. Приняв новую армию, он совсем не знал командиров дивизий, полков. С их боевыми и моральными качествами командарм знакомился уже в ходе боев.
Большую помощь оказывали член военного совета армии корпусной комиссар Семеновский, второй член военного совета армии бригадный комиссар Власов, начальник штаба генерал-майор Корнеев.
Однажды после очередного налета фашистской авиации Семеновский показал Лукину листовку:
— Вот, полюбуйтесь, Михаил Федорович, не только бомбы сбрасывают фашистские летчики.
На листовке было напечатано воззвание к бойцам и командирам Красной Армии прекратить сопротивление и сдаваться в плен. Но не это поразило командарма. Таких листовок он повидал и под Шепетовкой, и под Смоленском. На листовке был помещен портрет командующего 28-й армией генерала Качалова в полной генеральской форме и при орденах. Под гнусным текстом воззвания стояла его подпись.
— Не может быть, — проговорил Лукин. — Тут что-то не так.
— Но портрет…
— Портрет действительно Качалова. Но ведь это фашисты, им опыта фальсификаций не занимать.
— Командиры и политработники разъясняют бойцам, что это фальшивка. Однако вспомните приказ о Павлове…
А вскоре в войсках был зачитан приказ Ставки Верховного Главнокомандования № 270 от 16 августа[19]. Нет нужды комментировать весь этот суровый приказ, но вот лишь один абзац: «Отдельные генералы подали плохой пример нашим войскам. Командующий 28-й армией генерал-лейтенант Качалов, находясь вместе со штабом группы войск в окружении, проявил трусость и сдался в плен немецким фашистам. Штаб группы Качалова из окружения вышел, пробились из окружения части группы Качалова, а генерал-лейтенант Качалов предпочел сдаться в плен, предпочел дезертировать к врагу».