Правда, тут и один из полковников помог обойтись без лишних политесов.
Когда мы с Борисовым подошли к расположению освобожденных пленных (их Борисов разместил в стороне от нашего лагеря), навстречу нам шагнул коренастый мужик со строгим лицом, одетый в командирскую форму со споротыми знаками отличия, и слегка высокомерно спросил:
— Ты, майор, командуешь этим подразделением? Почему у вас звёздочки выкрашены в зелёный цвет? Доложись о количестве личного состава и техники…
Мужик тараторил, как из пулемёта. А я глядел на него и хренел от его запредельной наглости. Ни спасибо тебе за освобождение, ни хорошего отношения к освободившим тебя людям я от него не услышал и не увидел. Хамьё, по-другому не скажешь.
Я и так-то был на взводе, а после добавки от этого неадеквата и вовсе слегка озверел, но виду не показал. Просто повернулся к Борисову и спросил:
— Это что за клоун?
Мужик тут же взорвался:
— Майор, ты охренел…
Я не дал ему договорить, протянул руку и потребовал:
— Документы предъяви.
Тот запнулся и начал вещать, что, дескать, при освобождении документов отыскать не получилось, соответственно…
Я снова не дослушал, и повернувшись к Борисову, произнес:
— Удивляюсь я тебе, Борисов, и твоей доверчивости. Вот, если я скажу, что меня теперь надо генералом называть, ты тоже поверишь?
Тот хмыкнул и ответил, даже слегка с издевкой:
— Тебе, командир, поверю.
— Тьфу на тебя, ещё один клоун тут выискался.
Повернулся к мужику и продолжил говорить:
— В общем так, Ляля, разбираться с тобой — кто ты, как попал в плен и в прочих вещах буду не я. Для этого есть специально обученные люди. Моя задача передать тебя и подобных тебе в их руки, что я и постараюсь сделать в ближайшее время. Отправлю-ка я тебя к нашим, там будешь командовать, ну, или каяться, тут как повезёт. Пока же советую тебе и твоим товарищам по несчастью сидеть тихо и не мешать работать моим людям. Надеюсь, я ясно выразился?
Тот хмуро кивнул, и не говоря больше ни слова, повернулся, чтобы уйти, а я добавил:
— Будь проще, полковник, или кто ты там есть, может тогда люди с пониманием к тебе относиться начнут.
Когда возвращались, Борисов спросил:
— Не слишком ли жёстко ты с ним, командир?
— Нет, такие люди, как он, только такой язык и понимают. По-другому их привести в чувства не получится, а у меня сейчас ни времени, ни желания нет устраивать душещипательные беседы. Да и не нужны мне здесь эти командиры. Они не могут воевать так, как это делаем мы. От них в дальнейшем ничего, кроме проблем, ждать не приходится.
— А как-же освобожденные красноармейцы? Ими кто командовать будет?
— Остапенко и будет, пусть формирует роту, обучает людей и воюет, как следует, а не как ему хочется.
— Так там без малого шесть от человек, на полнокровный батальон людей наберётся.
— Значит, пусть батальон формирует, это теперь его проблемы. Передашь ему всю трофейную и не числящуюся на балансе батальона технику с вооружением, пусть развлекается.
— Командир, можно оставить захваченную у немцев реммастерскую? — Тут же взмолился Борисов. На что я только отмахнулся и произнес:
— Оставляй, что хочешь, только и Остапенко не обижай.
Тот прямо расцвел при этих словах, и уже улыбаясь, ответил:
— Не обижу, все сделаю в лучшем виде.
Я, вспомнив в очередной раз про Остапенко, тоже невольно улыбнулся, подумав, что его ждёт не слабый сюрприз при формировании подразделения. Кстати сказать, людей ему даём будто специально подгадывали, каких освобождать. Среди бывших пленных подавляющее большинство именно танкисты, притом из танкового полка, где командиром был полковник, разговор с которым только что не сложился. Вернее сложился, но не в его пользу.
Остапенко после памятного моего с ним разговора действительно поговорил со своими людьми, и я даже не удивился, когда добровольцами стали все его находящиеся на ногах подчинённые. Набралось таких, правда, не особо много, около сорока человек. Остальным медики пока запретили вести активный образ жизни, но и этого количества было достаточно для костяка будущего подразделения. Правда, то, что это будет не ротой, а целым батальоном, не обсуждалось. Но Остапенко справится, есть у меня в этом какая-никакая уверенность. Во всяком случае, просто так людей он точно не станет гробить.
По возвращении в лагерь дела закрутились со страшной силой. Тут и разговор с Остапенко, который неожиданно испугался ответственности за такое количество подчинённых, и торговля с ним же, когда он потребовал себе саперов, узнав, что ему предстоит сделать. Потом уйму времени потребовала подготовка к выдвижению и постановка задач старшим колонн, которых в этот раз из леса в разные стороны уйдёт сразу три, не считая будущего батальона Остапенко.