Остальные — д'Артаньян, Парижанин, Портос, Людвиг — уже проследовали с полком Пораваля в длинной колонне грузовиков, легковых машин и мотоциклов по дороге в Бордо.
Взамен нескольких человек, вернувшихся к своим очагам, в отряды Ф.Ф.И. влились новые, более значительные пополнения. Все военные силы Дордони объединены теперь в 6-ю бригаду Ф.Ф.И. Поговаривают даже о восстановлении прежних полков — 108-го бержеракского, 26-го пехотного…
Беро предается воспоминаниям. Он рассказывает о том, как отправился в партизанский отряд в день высадки союзников, как проходил через Палиссак… Завтра ему предстоит такая же дорога — только в обратном направлении, в компании с Пикмалем, которому с ним по пути.
Роз сообщает им о том, что произошло в Париже.
— Вы знаете, восемь дней назад Центральный комитет партии призвал парижан к восстанию. Соорудили баррикады, шли уличные бои…
— Эти парижане все же молодцы, — говорит Беро. — О них не так часто слышно, зато стоит им взяться за дело — сразу же все забурлит.
Вернувшись от парикмахера, Жозеф Пейроль приглашает всех к столу. Поднимается шум, разговоры, переставляют стулья, и пока все рассаживаются, подходит и доктор Серве.
Фернанда поспевает всюду и внимательно следит за тем, как развертываются «боевые действия»… После обычного в начале еды затишья понемногу завязываются разговоры… Сперва о самом обеде: он превосходен, но чересчур обилен. Жозеф Пейроль, чувствующий себя в своей стихии, откупоривает первые бутылки. Все чокаются и пьют за победу, за быстрое окончание войны… Становится жарко, и мужчины, по предложению доктора Серве, снимают пиджаки.
— Просто удивительно, — говорит Роз, — что в Палиссаке не нашлось ни одного местного коммуниста, чтобы выступить на митинге.
— Они, конечно, есть, — отвечает булочник, — но кто из них, по-вашему, мог бы выступить? Двое — рабочие из мастерской Брива они никогда не выступали публично. Еще один — арендатор с равнины. И это, пожалуй, все. Эх! Если бы Бастид был жив!
— Хорошо, оставим митинг; возможно, товарищи не привыкли еще выступать. Но вот комитет освобождения? Это же просто позор, что в комитете нет ни одного представителя партии.
— Опять та же картина: раз нет Бастида, трудно кого-нибудь туда подобрать. В особенности если учесть, что там придется иметь дело с такими «зубрами», как Бертон, Брив или Тайфер.
— Ну, разве уж не найдется других? Хотя бы из сочувствующих. Сколько человек в Палиссаке голосовало за партию перед войной?
— Тридцать пять.
— Вы их знаете?
— Почти всех знаю. Тут были Александр, Булен, я, начальник почты… не говоря о четырех членах партии.
— А теперь, по-вашему, сколько бы голосовало?
— Ну, сказать точно, конечно, трудно, но, пожалуй, вдвое больше.
— Ты явно преуменьшаешь действительное число сторонников партии, — говорит Серве. — За коммунистов будет теперь голосовать множество людей. Вся эта молодежь из маки. Женщины… Мы здесь увидим еще любопытные вещи…
— Вам следовало бы создать партийную ячейку, — вставляет Соланж.
Фернанда Пейроль тоже вступает в разговор:
— Этим должен бы заняться господин Серве. Он умеет хорошо говорить. Его здесь все знают.
Серве обращается к Роз:
— Для меня это будет многовато, — говорит он после некоторого раздумья. — У меня ведь есть еще работа в Национальном фронте, и мне надо лечить больных… А кроме того, я ведь состою в социалистической партии.
— Вместе с Бертоном? — спрашивает Роз.
— Бертон, вы сами знаете, мне не нравится. Но ведь не все социалисты на него похожи. Я считаю, что следовало бы иметь одну партию и один профсоюз… И если я все еще остаюсь с социалистами, то только потому, что хочу содействовать объединению.
— Вы не вернетесь в армию?
— Нет, теперь я больше там не нужен. Правда, я буду еще заниматься своим госпиталем, раз там есть больные. У меня их двенадцать человек, не говоря уже о Марсо. Но скоро и там дело наладится.
Пока все заняты беседой, Поль Пейроль нагибается к Соланж, угощает ее и что-то нашептывает…
Брат его откупоривает бутылку и, осторожно наклоняя ее, разливает вино в бокалы. Бутылки оказывается мало, и он открывает вторую.
— Не знаю, за что бы нам еще выпить?
— Я предлагаю тост за коммунистическую ячейку в Палиссаке, — говорит Роз.
— А я за майора Марсо, — откликается Беро. — Вот кто мог бы организовать вашу ячейку!
Все чокаются.
— Черт возьми! До чего же вкусно! — восклицает, прищелкивая языком, доктор Серве. — Не хуже бонского.