— И прихожане тебя понимают?
— Понимают, достопочтенная Анастасия Карповна. Еще как понимают! Я только теперь вот в этой, как вы изволили выразиться, в новой форме, почувствовал себя истинным политработником. Святое слово, произнесенное неоскверненными устами, что здоровое семя, упавшее на благоприятную почву. А для здорового семени, чтоб оно проросло и порадовало обильным урожаем, требуется время.
В Прикордонном у отца Артемия дел оказалось достаточно и почти все они, за исключением торжественной проповеди в новоотстроенной церкви Святой Марии Днепровской, были связаны с Союзом офицеров.
Уже через полчаса за отцом Артемием приехал Михаил Спис. Первое, что он произнес, было:
— Тетя, ты накормила нашего глубокоуважаемого священнослужителя?
— Напоила.
— Чаем?
— Чаем.
— А батюшка любит кофе.
— И пиво, — басом добавил гость, повторив расхожую шутку.
— Пиво, батюшка, в этом доме не водится, — напомнил Михаил.
— Заведется. По случаю крестин. — Гость красиво улыбнулся. Улыбка была добрая, веселая, невольно наводила на мысль, что этот священнослужитель будет проповедовать все, но только не смирение.
— По случаю крестин пиво, конечно, будет, — на улыбку улыбкой ответил Михаил. — Чтоб я для своей тети да не постарался, не устроил своей сестренке пышных крестин!..
Анастасия Карповна прервала монолог:
— А вот отец Артемий утверждает, что у тебя намечается братец.
— Тоже неплохо, — согласился Михаил. — Одним защитником Отечества будет больше… А сейчас, тетя, я не возражал бы чего-нибудь перехватить. Да и после чая отец Артемий возражать не станет. Священникам надо хорошо питаться. Сегодня, как никогда, мы, православные, нуждаемся в крепких священнослужителях. В полку он неплохо справлялся со своими обязанностями замполита, а в новой для него ипостаси, при большом стечении народа, не поевши, громко не воздашь ни хулы ни похвалы.
— Эх, товарищ майор, ничего ты, сын мой, не понимаешь. — Гость спрятал улыбку в свою пышную светлую бороду. — Я, к твоему сведению, с прихожанами общаюсь чаще всего с глазу на глаз, тогда каждое слово — слово. Иначе Русскую православную церковь при нынешнем порядке вещей приберут к рукам чужие пастыри. Украинские служители бога это почувствовали, пожалуй, первыми. Мы возмутились, и нас наверху было поддержали, но стоило в Ватикане папе топнуть ножкой — и опять весь украинский телеэкран заполонили англоязычные проповедники. И среди них, к великой печали, наш общий знакомый.
— Но он же зла вам не приносит? — заступилась за Эдварда Анастасия Карповна.
Отец Артемий отпарировал, строго посмотрев на свою несостоявшуюся тещу:
— Уже одно то, что он американец, — сказал, расставляя слова, как кегли, — оскорбляет нашу церковь. Нам, православным священнослужителям, экран с таким усердием не предоставляют.
— У них — доллары, — напомнил Михаил.
— Мы пробовали и с деньгами, — пояснил отец Артемий, — но нам дали понять, что не рынок диктует политику, а политика — рынок.
— Там строго блюдут свой интерес. И пока это не дошло до ума и сердца каждого из нас, Украину будут погонять выкриком: «цоб-цобе!»
Племянник и его друг говорили о бесчеловечности своего государства, а бывшей учительнице хотелось, чтоб они говорили о любви к ближнему. Ей, преподавателю истории, злобная политика уже сидела в печенках. Политиков, с выгодой лично для себя руливших государством, она ненавидела: им ничего не стоило развязать любую войну: своих сынов они под пули не пошлют, а чужих, из бедных семей, им не жалко. В их понимании, если человек не может откупиться от армии — туда ему и дорога.
За годы своего депутатства она вынянчила убеждение, что великие политики заслуживают великого проклятия: исполнение их шизофренической воли не обходится без многочисленных жертв. Для России одна Чечня какой крови стоила! Для государства каждая жертва на войне — это абстракция, цифра потерь, а для каждой семьи, потерявшей на войне близкого человека, — горе. Горе для Отечества абстрактным не бывает.
Слушая ребят, она уже боялась, как бы волны политических страстей не подняли их на уровень больших политиков. Ее страх был не напрасным: ребята умные, но не хитрые. Таких, случается, стихия ставит у государственного руля, но долго рулить им не дает. Долго рулят только хитрые и коварные, хотя и далеко не умные. Умные обычно становятся жертвами коварных.