За разговором подрулили к домику, обсаженному пирамидальными тополями. Встречал их Алексей Дубогрыз. Он был в синем спортивном костюме, какие обычно носят тренеры. Его крупное, темное от щетины лицо свидетельствовало, что ночь он провел в бессоннице и напряжении.
— Что случилось?
— Важную птицу поймали, — поздоровавшись, сказал Дубогрыз. — Хотим убедиться, тот ли это ваш коллега по Исследовательскому центру?
— Пинт?
— Он себя называет по-другому. Но ваши худшие опасения подтвердил: «тихое оружие» уже и на Украине готово к применению. Будем надеяться, правительство этот факт предаст огласке.
— Тогда оно лишится кредитов Международного валютного фонда, — высказал свое предположение Иван Григорьевич.
— Вполне вероятно, — согласился Дубогрыз.
В домике было несколько человек, среди них одна женщина. Она, как и Дубогрыз, была в синем спортивном костюме. Иван Григорьевич догадался: переводчица.
При тусклом синеватом свете двенадцативольтовой лампочки он не сразу разглядел своего бывшего коллегу. Его, оказывается, взяли прямо с постели и доставили в укромное место. Он Ивана Григорьевича узнал мгновенно.
— Джон?! — Пинт вскочил с табурета, на котором сидел за столом и что-то чертил на листе бумаги.
Смуглолицый спецхлопчик, которому было не больше двадцати лет, делал в своем блокноте какие-то пометки.
— Это я — Пинт!
— Майор Пинт, — поправил его Иван Григорьевич.
— Я им все доложил. Они меня отпустят? Сто тысяч долларов их устроит? Пусть они меня не убивают. У меня двое маленьких детей: Лизи и Доротти. Ты их видел. Они еще крошки.
В их разговор вмешалась переводчица:
— А делать людей калеками, таких же маленьких и беспомощных? У вас рука поднялась. Как же, вероятный противник. Почему бы его не истребить?
Говорила она по-книжному, как учат в украинских институтах. Это, видимо, была ее первая практика. Искусство ведения допроса она осваивала не иначе как на окружных сборах спецпропагандистов.
Майор Пинт, да и Иван Григорьевич из характера ее вопросов поняли, что специалист она неопытный: переводчик свои эмоции прячет подальше. Это следователь может взывать к совести и благоразумию. Пинта приучали убивать оптом — целые народы, неугодные Америке. Каждый, подобно Пинту, всегда под рукой имел простое и вроде бы логичное оправдание: планета перенаселена. А с кого начинать «прополку», с какого народа? Ответ дал конгресс Соединенных Штатов. Он признал: славяне — самое непокорное племя. В первую очередь избавляются от непокорных.
Майор Пинт, слюнявый, потный, заикающийся, был как собеседник неприятный. Иван Григорьевич спрашивал его сугубо протокольно, только о том, что относилось непосредственно к предмету его интереса. А тому хотелось высказаться, оправдаться.
— Полковник, — обращался он к Ивану Григорьевичу. — Послушайте меня. Когда вы исчезли, всех нас вызывали в контрразведку. Мы давали на вас показания.
— И что же вы показали, майор?
— Клянусь своими детьми, ничего плохого. И то, что вы русский, к тому же шпион, сначала никто не поверил. Помните, когда нас проверяли на чистоту стопроцентного американца, по всем пунктам ставили в пример вас. Даже профессор Гревс, мой непосредственный шеф, был под вопросом. У него нашли примесь славянской крови. А главное, оказалось, что он равнодушен к русским…
Генерала Гревса Иван Григорьевич знал по совместной работе в группе экспертов. Это был крупный специалист в области молекулярной биологии. Вот его бы сюда с его знаниями и опытом! Он один из немногих, кто мог распознавать наличие агрессивной молекулы, когда она еще не в женской яйцеклетке, а в крови человека.
Пинт по сравнению с ним — посредственность, годная разве что для налаживания производства «тихого оружия» в какой-либо колонии или полуколонии с продажным режимом. Этим, видимо, и объяснялось, что он оказался в здешних краях.
— Когда вы намеревались начать «прополку»?
Пинт незамедлительно ответил:
— С пуском хлебозавода.
Иван Григорьевич прикинул: это где-то к осени. Пентагон торопился: к осени на Украине могла поменяться власть, и тогда не исключено, что деятельность инофирм будет тщательно контролироваться, в том числе и выпечка хлеба. Независимые технологи могут выяснить, что за фермент закидывают в выпекаемый хлеб. А хлеб, как известно, употребляют все. «Эпсилон», заложенный в «паляныци», ударит по женщинам: местные женщины будут не в состоянии продолжать род человеческий.